Великие шпионы

Пропагандистское значение таких побегов для Запада, разумеется, велико; неудивительно, что Советы и их сателлиты всячески пытаются не допускать их и жестоко карают тех перебежчиков, до которых им удается добраться. Советы не останавливаются перед похищением и убийством перебежчиков — из чувства мести или просто, чтобы заставить их замолчать. Однако после того, как побег становится достоянием гласности, перебежчик приобретает определенную степень неприкосновенности, поскольку его гибель или таинственное исчезновение породили бы новую шумиху, чего Советы стараются избегать.

Перебежчики бывают разные, но для разведывательных служб особый интерес представляют те, кто сам служил в разведке страны, которую покинул. Когда офицер разведки из враждебного Западу государства оказывается в западной стране и просит убежища, ему определенно уготован теплый прием, поскольку он приносит с собой большое количество информации — если не в виде документов, то хотя бы в собственной голове.

Естественно, не все бегут в одну сторону. И на Западе много своих берджессов и маклинов.

В приводимых отрывках описаны решающие моменты, когда перебежчик только принял решение порвать со своим государством и ищет контактов с теми, кто, как он надеется, примут его и дадут защиту.

Игорь Гузенко 15. Шифровальщик, которому не хотели верить

Из книги «Железный занавес»

Я уже упоминал шифровальщика советского посольства в Оттаве Игоря Гузенко в связи с делом атомных шпионов. Он сдался полиции в сентябре 1945 года. В то время его бегство и последующие разоблачения вызвали огромную сенсацию. Они дали толчок к разочарованию на Западе в недавнем союзнике. Ведь Гузенко сбежал потому, что стыдился своей страны. Каждую ночь на его стол ложились телеграммы, в которых Москва требовала вербовать канадских граждан и похищать канадские секреты в то время, как обе страны плечом к плечу сошлись в смертельной схватке с фашизмом. Даже через двадцать с лишним лет после бегства Гузенко его местожительство держится в строгой тайне. Это позволило ему избежать длинной руки мстительной советской разведки.

_____

Тем не по сезону жарким, душным вечером я брел обратно в помещение военного атташе. Но вспотел я отнюдь не из-за погоды. Этот вечер стал поворотным пунктом в моей жизни и в жизни моей семьи — от советского рабства к жизни в свободном мире. Я решился уйти после внезапного приказа полковника Заботина передать расшифровку телеграмм лейтенанту Кулакову, который впредь должен был работать под моим надзором. Тем самым Заботин хотел подготовить квалифицированного шифровальщика после моего отъезда.

Я не герой. Природа не многим позволяет выступать в тоге и на котурнах. Я родился обычным маленьким человеком в России. Никогда не был выдающимся спортсменом. Успехи мои были ограничены учебой. Меня никогда не привлекала жизнь, полная опасностей, к романтическим приключениям я относился с иронией. Но в тог вечер 5 сентября 1945 года на долгом пути с Сомерсет-стрит на Рейндж-роуд я был как никогда близок к тому, чтобы стать героем.

Я отчетливо сознавал, что этот вечер для меня может быть последним на земле. Один неверный шаг мог привести к полному провалу наших планов, и я вполне понимал, что НКВД следит за мной уже довольно долго. Не исключено, что внезапно установленная Заботиным отсрочка — это расставленная западня. Само мое существование приносится в жертву вездесущему и мстительному НКВД.

Был, конечно, куда более легкий и безопасный выход, чем возвращение к рабочему столу за этими документами. Но мне как-то удалось заставить себя следовать тем путем, который мы наметили с Анной. Будь что будет, а я это сделаю.

Я возьму документы сейчас или никогда.

Мы с Анной давно решили, что мне необходимо бежать в рабочий день, хотя лучше всего было бы в субботу вечером — тогда меня не хватятся до утра понедельника. Но газетные редакции в субботу вечером закрыты, а мы решили, что с документами и собственным рассказом я должен обратиться в газеты.

Нам не пришло в голову идти в полицию. Такая идея не может посетить человека, имевшего дело с НКВД. Я был уверен, что здешняя полиция немедленно выдаст нас советскому посольству. В то же время мы были поражены свободой и бесстрашием канадской прессы.