Великие шпионы

Наконец, появился инспектор Макдональд и начал допрашивать всю четверку более основательно. Павлов чуть не лопнул от злости. Он кричал, что констебли оскорбили советских дипломатов и нарушили их иммунитет. Инспектор распорядился не уходить, пока он не наведет справки, но после его ухода Павлов приказал троим подчиненным оставить квартиру. Уолш и Маккаллок не пытались их останавливать.

Около четырех утра послышался новый стук в дверь нашей квартиры, теперь негромкий, украдкой. Я не успел рассмотреть, кто это был.

Наутро нас посетил другой инспектор городской полиции Оттавы. Он сказал, что Королевская канадская конная полиция хотела бы побеседовать со мной во Дворце правосудия.

Анна издала глубокий вздох облегчения.

— Наконец, Игорь, наконец-то, — воскликнула она. — Они готовы тебя выслушать. Я так рада!

Поспешно одеваясь, я смотрел на Анну. Она была бледна и взвинчена.

— Что ты собираешься делать, пока я буду во Дворце правосудия? — спросил я. Ответ Анны был весьма характерным:

— У меня большая стирка. Обо мне не беспокойся, Игорь.

Прием, оказанный мне во Дворце правосудия, был полной противоположностью вчерашнему. Меня ожидали высокопоставленные полицейские и следователи прокуратуры. Разговаривали они со мной вежливо, и на протяжении почти пяти часов я отвечал на их вопросы. Документы вызвали большой интерес, и после моего перевода они долго обсуждали их.

Когда я рассказывал, как мне было трудно добиться, чтобы кто-то меня выслушал, офицер КККП усмехнулся:

— Вы были не так одиноки, как вам казалось.

Гражданский следователь добавил:

— Сейчас легко разговаривать после того, как мы с коллегой столько времени просидели в парке, наблюдая за вашей квартирой.

Значит, эти двое были из полиции, а не из НКВД, как я подозревал. Оказалось, в течение двух часов, пока мы с Анной и Андреем ждали в приемной министра, канадское министерство иностранных дел и КККП решали, как с нами поступить. Обратились к премьер-министру Маккензи Кингу. Решено было «пасти» меня несколько дней, чтобы определить, действительно ли я тот, за кого себя выдаю, или просто сумасшедший, помешавшийся на красной угрозе. Они также подозревали, что если я не самозванец, то неизбежен крупный международный скандал.

После напряжения тех дней в моей жизни было еще немало угрожающих положений, несмотря на усиленную охрану. Большие трудности оказались связаны с беременностью Анны, потому что Павлов знал, что она будет рожать, и следил за всеми больницами в радиусе десятков километров. Поэтому в декабре было решено, что один из констеблей доставит ее в больницу и объявит себя отцом ребенка. Прикинувшись безграмотным иностранцем, он сумел обойти почти все бюрократические требования в отношении анкет. На ломаном английском языке он настаивал, что он фермер-поляк и Анна тоже полька, едва знающая пару слов по-английски.

Родилась девочка три килограмма весом. Два дня спустя медсестра остановилась у постели Анны и воскликнула:

— Привет! Вы меня не помните! Я ухаживала- за вами в Оттаве, когда вы рожали в прошлый раз!

Анна окаменела от ужаса, но все же сумела разыграть и дальше свою роль. Она жена поляка-фермера. И никогда не была в Оттаве. Тут появился её «муж»: и акушерка, видимо, решила, что обозналась. Никаких последствий этот инцидент не имел, но мы здорово перепугались.

Жить, вечно скрываясь, — не сахар. Я давал показания чуть ли не на двадцати шпионских процессах, но всегда был под строжайшей охраной. КККП не хотела рисковать, зная, что у Павлова долгая память, а у НКВД — тем более. Может быть, настанет такое время, когда им это надоест, и тогда мы с Анной сможем нормально жить с нашими детьми.

Александр Казначеев 16. Прощай, Бирма

Из книги «Внутри советского посольства»