Великие страхи прошлого

Карл был тогда в стесненном положении. Он знал, что брат-католик только и ждет его смерти, что брата поддерживает сплоченная католическая партия. Полученный донос был отличным орудием в этой борьбе за власть. С его помощью можно было легко сломить противника, расправиться со своими врагами, как библейские цари — с нечестивыми безбожниками.

Король вряд ли поверил доносу. Он ничуть не встревожился, узнав, что готовятся страшные вещи. Он, кажется, больше всего боялся, что обвинения окажутся легковесными, не подкрепленными ничем. Его ближайшие советники настаивали на том, чтобы было начато расследование, и он, спокойно воспринявший все, теперь, скрепя сердце, приступил к этому делу, казавшемуся ему пустым и вздорным.

Что же касается людей из королевского окружения, среди них было много фанатичных протестантов. Они пришли в ужас, узнав о признаниях Оутса, и хотели наказать коварных католиков.

Монарх поручил Томасу Осборну, лорду Денби, возглавлявшему тогда Кабинет министров, разобраться с доносом. Тот не терпел католиков и рьяно взялся за дело. Наконец лорд попросил Тонга привести к нему Оутса, чтобы самолично его допросить.

Доносчик, доставленный на заседание Тайного совета, обвинил почти пять с половиной сотен иезуитов, а кроме того, английских католиков в том, что те вовлечены в заговор.

Люди, отвечавшие за безопасность монарха, были поражены и напуганы откровениями Оутса. Похоже, никто и не задумался о том, чтобы выяснить, откуда тот все это знает. Никто не стал допытываться у него подробностей, смущать вопросами, уличать во лжи. Похоже, никто даже не был удивлен этими россказнями, все в каком-то оцепенении слушали Оутса и намеренно принимали его слова за правду.

Среди обвиненных им людей были такие влиятельные лица, как сэр Джордж Уэйкман (f 1688), лейб-медик королевы, и Эдвард Коулман (1636–1678), секретарь Марии Моденской, жены герцога Йоркского.

Некоторые историки полагают, что список обвиняемых составлял для Оутса лорд Денби. Возможно, часть имен доносчик назвал просто так — лишь потому, что знал этих людей или слышал о них.

Никто из приближенных короля не усомнился в их виновности. Тем охотнее простолюдины поверили в заговор — «папистский заговор» (Popish Plot).

Началось расследование.

При обыске у Коулмана нашли письмо, адресованное французскому иезуиту. Это как будто доказывало правоту доносчика. Коулман вскоре был казнен.

Час расправы пришел

Судебная машина двинулась с места, а Оутс, словно дрова в очаг, стал подбрасывать в нее имена «мнимых величин» заговора — знатных католиков. Среди обвиненных им были, например, Питер Талбот (1620–1680), архиепископ Дублина (с 1669 года), а также секретарь Адмиралтейства (с 1672 года), член парламента (с 1673 года) Сэмюэл Пипс (1633–1703), автор знаменитого дневника.

Историкам, изучающим те события, кажется, что Оутс выдвигал обвинения наобум, повинуясь лишь своим минутным прихотям. Уличенный иезуитами и католиками в непотребстве, прогнанный ими с позором, он теперь мстил им всем. В своих речах он ведь был так убедителен, что ему верили на слово, не требовали доказательств. Он сказал про заговор — и ему поверили все. Никто не вдавался в подробности. Слуги закона с автоматической точностью арестовывали тех, кого он называл.

Оутс же, словно гоголевский Вий, указывал на католиков пальцем — и тех хватали, бросали в застенок и казнили. Казалось, он видел насквозь все тайники человеческой души — так точно он обличал всех врагов короля, так легко их разоблачал. Ему не требовались соглядатаи, шпики — он один был еще и «фабрика доносов».

В обвинения, выдвинутые Оутсом, верили тем охотнее потому, что католиков и иезуитов в Англии, давно вышедшей из-под юрисдикции католического Рима, не любили. Чужие рассказы об их тайном заговоре казались едва ли не каждому своей, давно свербившей догадкой, теперь высказанной вслух.

Последние десятилетия выдались для Англии тяжкими. В 1664–1665 годах в Лондон снова пришла чума. Казалось, что кто-то нарочно заражает англичан, чтобы они, отпавшие от общей католической веры, наконец вымерли. В 1666 году в Лондоне произошел страшный пожар. В его огне погибла немалая часть города.

Уже тогда люди подозревали, что эти две беды пришли не случайно, что за ними видны козни папы римского. Это его агенты, иезуиты, поджигают город по ночам и травят болезнями людей.

Дополнительную достоверность догадкам придавало то, что судья Эдмунд Берри Годфри, принявший донос от Оутса, вскоре был убит неизвестным преступником. Казалось, это агенты иезуитов решили расправиться с честным служителем Фемиды.

К страхам и подозрениям примешивалась и политическая интрига. К власти стремилась пробиться оппозиция во главе с Энтони Эшли-Купером (1621–1683), первым графом Шефтсбери, недавно выпущенным из тюрьмы (он находился в Тауэре в 1677–1678 годах). Оппозиция ненавидела жену короля, ревностную католичку Екатерину Брагансскую и ее влиятельных сторонников.