Великие женщины Киевской Руси. Книги 1-5

Только к весне князь Владимир добрался до киевской земли и остановился в селе Берестово. Там, забыв посетить усыпальницу своей бабушки Ольги, он неделю предавался утехам среди своих налоясниц, которых в прежние времена поселил в Берестове, наделил теремами и подворьями. А через неделю, отгуляв самую бурную ночь в своём тереме, князь укатил в Киев. В пути у него появилось желание увидеть Рогнеду, приласкать своего старшего сына Изяслава, и Владимир умчал в село Предславино. Князь сам не понимал, что толкало его к сему действию: он чувствовал над собой некую власть, которая влекла его к любимой прежде женщине. Позже он вспоминал часы, проведенные в Предславине, как самые позорные в свой жизни.

Князь Владимир прискакал в Предславино к вечеру синего мартовского дня. Увидев Владимира на пороге горницы, Рогнеда вздрогнула от неожиданности и тут же поспешила ему навстречу. Улетучились все обиды, нанесенные супругом, забыты все измены. Рогнеда встретила его ласково, как любящая и верная жена, как встречала в прежние годы.

- Любый, как долго тебя не было, - тихо сказала Рогнеда, припадая к груди князя.

Владимир погладил её по голове, по спине, потом поднял её лицо, поцеловал и ощутил в себе то же чувство, что питал к ней в былые годы. И у Владимира, как и раньше после долгих разлук, вспыхнуло горячее желание ласкать Рогнеду, страстно целовать её лицо, шею, грудь, видеть её в наготе, упиваться красотой её тела. В нем загорелась нестерпимая жажда овладеть всем этим немедленно, слиться с Рогнедой в жаркой страсти.

- Люба моя, как я виноват пред тобой! Прости и помилуй!

Рогнеда поняла его состояние, поддалась его страсти. Дали знать себя почти два года одиночества. Она запылала как костер и повела своего семеюшку в опочивальню. Там, целуя друг друга и торопясь, они освободились от одежд и упали на ложе. Они были неистовы, особенно Рогнеда. Её нежные руки, жаркие губы и все её тело были в движении, в огне. Она все шептала: «Дождалась, дождалась тебя, любый семеюшка!» И Владимир вел себя так же нетерпеливо, горячо и страстно. Его руки ласкали тело Рогнеды и узнавали в нем все прежнее, девическое, будто она не была матерью шестерых детей, а оставалась юной и прекрасной девушкой, какую он увез из Полоцка.

И все у них шло как должно: продолжая нежиться и ласкаться, Рогнеда дотронулась до тайного места Владимира, и что-то оборвалось в её душе, она отдернула руку. Ей показалось, что она прикоснулась к холодной и тонкой спящей гадюке. Но чувства не подавили в ней разум. Она не подала виду и продолжала тешиться, перевернула Владимира на спину, взяла в руки его лицо и стала шептать ласковые слова, говоря, что он устал и ему надо отдохнуть.

Владимир ещё прижимал к себе лежащую на нем Рогнеду, ещё смотрел в её темно-синие глаза и слушал е нежные слова, но уже ударила в разум молния, и он понял, что никакое желание близости не вернет ему прежней мужской силы, которой он обладал до сего дня. Молния парализовала его дух, он покрылся холодным потом и в панике спросил себя: «Куда все делось, де мощь моя детородная?! Я был неутомим!» Тут Владимир с ужасом вспомнил, что последнюю ночь в Берестове он провел в объятиях чародейки.

Он не знал, откуда пришла чародейка, как её зовут. Она появилась в княжеском тереме в полночь и так, то никто из стражей не видел её, не помешал войти княжескую опочивальню. Владимир только что лег спать. Он провел весь вечер у молодой вдовы, устал, хотел отдохнуть перед дорогой. Но чародейка сняла пояса малую сулею[35], открыла её, поднесла к губам князя, и он невольно выпил глоток волшебного напитка. К нему вернулись силы. Он потянулся к чародейке. Она потянулась к нему, плавно повела рукой вокруг себя, и одежды, поднявшись с неё волной, упали на ложе. Она ещё раз повела рукой, и с князя все слетело. Да это уже не занимало его. Он смотрел на чародейку глазами, полными восторга, потому как ничего подобного в жизни не видел. Её волосы отливали чистым золотом, тело светилось розовым перламутром, а формы были отточены волшебником. Князь заключил чародейку в объятия, и они, упав на ложе, забылись в безумном чарующем колдовстве. Владимир не помнил, что когда-либо испытывал такое наслаждение, и не пытался узнать, какую цену ему придется заплатить за ночь волшебства.

Потом, уже под утро, он уснул, и во сне ему показалось, что колдовские силы опустошают его. Будто из тела, словно из глиняной сулеи, выливается все содержимое. Он не чувствовал ни боли, ни каких-либо других неприятных ощущений. Наоборот, в теле была нега, легкость. Ему чудилось, что он летает, как голубь, как дух. Затем он вдруг почувствовал, что рассыпается на кусочки. Вот куда-то полетела часть руки, за нею нога по колено, вслед им умчалось правое ухо, и, наконец, он так же легко разделился пополам: низ его по самый пупок исчез, а он остался на ложе. Уцелевшая рука его заметалась, принялась искать части своего тела. Владимир испытал ужас, закричал и, проснувшись, сел на ложе.