Перон и без Эвы состоялся бы как политик, имеющий собственные взгляды и стиль. Возможно, и без нее он стал бы президентом периферийной страны. Но с нею он словно глиссировал по времени, исполняя политическую роль как бы под ее прикрытием, под ее ангельским прикрытием. С нею он вошел в историю — не как политик или государственный деятель, но как спутник, избранник выдающейся женщины. Она же действовала в соответствии с его рекомендациями, была его политической ученицей, говорила его языком. И у нее, как актрисы, это выглядело близким к совершенству.
Но Эвита никогда не была тенью Перона — она оставалась самостоятельной, причем крупной личностью. Просто она, выросшая в недостатке любви, его любила. Это — ключевой нюанс в оценке самой Эвиты. Говорят, однажды эта самоотверженная женщина произнесла следующие слова: «Единственный враг страны — это я, ненависть, которую испытывают ко мне, не должна испортить карьеру Перону». Конечно, он не мог не ценить такой защиты; подобно телохранителю, она закрывала его собой. Может, это великая любовь. А может, она просто забыла, что ее жизнь — это ее персональный проект?!
Он обсуждал с ней важные назначения. Она с ним осознала вполне всю деструктивную сущность власти. Он вышел из игры таким же эгоистичным, самолюбивым, как и вошел в нее. Она же никогда не любила себя, а встретив и покорив мужчину, отказалась от любви к себе и вовсе — в его пользу. Это ее самое уязвимое место. По сути, феномен Эвиты состоит в том, что
Кроме продемонстрированного волшебства по превращению любимого мужчины в президента страны и лидера нации, эта женщина оставила еще один немаловажный урок. Он касается первого закона жизни — уравновешивания всех мирских достижений. Борясь за успех мужа, Эвита была вынуждена открыться для слишком многих людей. Став публичной особой, она неминуемо утратила зонтик энергетической защиты, под которым следовало прятать от шального взгляда свое внезапно открывшееся счастье. Но ее толкал к краю пропасти трудно понимаемый обычными людьми симбиоз самоотречения и жажды быть на свету, под прожекторами, и даже смутное понимание опасности слишком ярких лучей нисколько ее не пугало. Она не знала, что нельзя одновременно жить в двух параллельных мирах.
Эвита никогда, до последнего дня, не позволяла себе статичности — это ее отменно действующая всегда козырная карта. Она всегда находилась в движении, и если не действовала она сама, то поднятые силой ее бушующей мысли за нее работали другие. «Эва создала территорию параллельной власти — сугубо женской, идущей от сердца, неожиданной и очень прочной», — кажется, есть основания поверить писателю и исследователю ее жизни Абелю Поссе. Эва, отважная до безрассудности, с самого начала стала стимулятором для своего мужчины. Тот же биограф проникновенно замечает: «Перон не отличался слепой отвагой, он был осторожен, природный скепсис часто мешал ему действовать решительно. Эва открыла ему путь, уводящий от заурядной участи. Эва подталкивала его к власти и в то же время была его надежным тылом на случай, если удастся бежать от судьбы и от власти». К этим словам, наверное, нечего прибавить.
Роберт Грин в исследовании