Актрисой я не стала совершенно сознательно. Было это так. Однажды иду мимо Малого театра и вижу объявление о наборе артистов во вспомогательный состав. Чем черт не шутит — подумала я, зашла, прочитала какую-то басню… На следующий день вывесили списки принятых. И моя фамилия — среди них! Я всю ночь не спала. Ходила и думала: вот я выиграла счастливый билет. И что теперь делать? И решила — нет, не хочу! Не мое! Дело в том, что я не могу ничего повторять по нескольку раз. Не способна одинаково сказать, сделать, я все должна придумать заново, по-другому… Совершенно очевидно, что я не смогу играть одну и ту же роль годами, как это принято у актеров. И не хочу! А тут произошло еще одно ужасное событие — Макульского и всех наших любимых преподавателей объявили врагами народа (шел 49-й год, уже было Постановление об Ахматовой, о журнале «Звезда»), шпионами и поувольняли из ГИТИСа. У нас пятерых просто земля ушла из под ног — это же кумиры, учителя, лучшие люди, которых мы знали… Но что мы могли сделать? Меня тут же заставили изменить тему диссертации: вместо «Гете в Веймаре» я написала о «Советской драматургии московских театров», а в 51-м году стала аспиранткой Института истории искусств АН СССР. Вскоре в газете «Советское искусство» вышла моя первая критическая рецензия. Когда отец увидел подпись «Зоя Богуславская» под статьей, то чуть не прослезился. Это событие (а по тем временам напечататься в газете было невероятно почетно) убедило его в том, что я все же получила нормальную специальность — стала журналисткой, а не «проституткой»…
1930-е годы. Мама Зои, Эмма Иосифовна, в Крыму
Отношения с Георгием тем временем стремительно ухудшались, мое терпение было окончательно исчерпано. Меня к нему больше ничего не привязывало, кроме штампа в паспорте. Я стала проводить много времени со своей старой школьной подругой, не буду сейчас называть ее имя. У нее был знакомый — Борис Каган, — которого все прочили ей в женихи. А он неожиданно увлекся мной. Когда я попыталась его отвадить, Борис сказал фразу, которая меня поразила: считай, что ты грызешь семечки, а я выигрываю жизнь! Вместо пьющего и все время где-то пропадающего Жорки у меня появился мужчина, который меня встречал и провожал, умный, спокойный, заботливый. Перед подругой я не испытывала большой вины, потому что я, во-первых, его не отбивала, а во-вторых у него тогда вообще была другая любовница — Марианна Боголюбская, кстати солистка Большого театра. Когда мы с Борисом поженились, он шутил: поменял всего-то одну букву: Боголюбскую на Богуславскую. А потом у нас родился сын — Леонид. Ленька был самый большой в родильном отделении, весил четыре с лишним килограмма. Георгий был сломлен. Он сразу уехал в Ташкент, чтобы не видеть мое счастье с другим мужчиной. Там женился, родил двух близнецов, ему дали ведущие роли в театре. Но он продолжал пить, спился и очень быстро умер.
Сблизившись с Борисом Каганом, Зоя окончательно погружается в писательскую среду. Сестра Бориса, Лена Ржевская, была женой поэта Павла Когана, написавшего легендарную «Бригантину». Песню «Бригантина поднимает паруса» поют до сих пор. Зоя начинает писать. Первый свой литературный опус, однако, не отважилась подписать настоящим именем. Поставила псевдоним «Ирина Гринева» и опустила рукопись в почтовый ящик. Выбор издания был определен исключительно по территориальному признаку — журнал «Октябрь» находился недалеко от дома, где они жили с Борисом. Однажды раздался звонок в дверь. Дверь открыла Лена Ржевская. Пожилой человек, назвавшийся сотрудником журнала, спросил, не здесь ли живет Ирина Гринева? Елена, естественно, сказала, что здесь таких нет. Зоя стояла за спиной Ржевской, не шелохнувшись. «Очень жаль, — сказал мужчина, — мы думали напечатать, но сначала хотели познакомиться, взять интервью у молодого автора». Человек ушел. Ни он, ни Лена никогда не узнали, что молодым автором была Зоя Богуславская. Она так и не призналась. Почему? Не знаю.
Собственно, имя Зои Богуславской стало известно после двух публикаций. «Брижит Бардо — последняя суперстар» появилась в «Литературной газете» и была тут же перепечатана почти по всей Европе. Брижит Бардо редко давала интервью, и эксклюзив с ней в тот момент стоил 200 тысяч франков. Вторая статья вышла в «Московском комсомольце» под названием «Девушкой можно быть раз в жизни». Во время встречи с десятиклассницами нью-йоркской школы Зоя Борисовна спросила одну из них: «А вы уже замужем?» На что та ответила: «Куда спешить?», а продолжила фразой, и ставшей заголовком нашумевшего материала. Последующие за этими публикациями рассказы и повести «700 новыми», «Защита», а потом книга «Американки» сделали Зою по-настоящему знаменитым писателем. Вхождение в большую литературу для нее не было усыпано розами. И «700 новыми» и «Защита» были разгромлены советской критикой, но тут же, правда, переведены и напечатаны в двух крупнейших издательствах Франции. Кстати, в этот момент она еще вовсе не была женой Вознесенского. Но это так. К слову.
1953 год. В библиотеке ЦДЛ