Великие жены великих людей

Я живу, работаю дальше и вдруг известие — приезжает Тонино. Его пригласил Сергей Бондарчук писать сценарий фильма о Москве. Мы встретились с Тонино у гостиницы «Советская»… и началась прекрасная зима. Может быть, лучшая в моей жизни! Был мороз 30 градусов. Тонино весь закутанный, лицо обмотано шарфом, все время что-то кричит по-итальянски, ругается. Меня знакомые спрашивают: «Что с ним?» А я говорю: «Он не ругается, он поет арии, чтобы согреться, так поступают все итальянцы». Тонино очень любил цирк, и мы часто ходили на представления. Когда я ловила такси, то закрывала его в телефонной будке, чтобы он мог немножно согреться, — такие кабинки раньше стояли на улицах. Я его познакомила со всеми своими друзьями, Белла Ахмадулина тогда первая перевела его стихи на русский язык. Мы пили чай и вино в мастерских художников и в студиях: Тонино почти всегда не понимал, что мы говорим, и тогда он садился в сторонке и рисовал свои необыкновенные картинки. А еще он собирал материал для фильма Бондарчука — ему понравилась комната матери и ребенка на Казанском вокзале, подпольная бильярдная в парке Культуры, он познакомился с какими-то рабочими старых дач на Рублевке, странными бородатыми людьми на улицах, художниками и фотографами… И он написал сценарий для Бондарчука под названием «Мы не уезжаем». Состоялось обсуждение на «Мосфильме». И тут выяснилось, что от него ждали совсем другого — фабрик, детских садов, успехов в строительстве и так далее. Сценарий не приняли, но это было не важно — Тонино уже начал любить Россию. Мне было безумно интересно с ним ездить, возить его в Архангельское, слушать его, показывать все то, что я любила, необыкновенные мысли… А ему… Ему была нужна, как мне кажется, метафора его пребывания в России, в Москве. И он придумал меня, свою любовь, наш роман. Наш роман втроем — потому что с нами все время был переводчик. Наш роман начался с того, что мы с Тонино поехали на Птичий рынок, и он купил пустую птичью клетку. Это был его первый подарок мне. Он складывал в эту клетку листы бумаги, где писал всякие итальянские фразы — он писал, например, «сегодня мне хочется говорить тебе круглые слова», или «когда я смотрю на тебя мельком, я смотрю на тебя по-настоящему», или «если у тебя есть гора снега, держи ее в тени». Он попросил, чтобы я по этим словам начала учить итальянский. Я и стала учить, а поскольку я филолог по образованию, то начала говорить очень быстро. А потом Тонино переехал ко мне на Мосфильмовскую, и мы выбросили всю старую мебель, а Тонино с друзьями раскрасили купленные на Преображенском рынке за три рубля старые комоды. Дом стало не узнать. И моя жизнь стала совсем другой. И меня даже совсем не огорчило, что на «Мосфильме» меня понизили в должности и перевели в архив — «за связь с иностранцем». В сущности, по советским понятиям, я была женщиной легкого поведения, и если бы это был не Тонино, а какой-нибудь итальянский продавец туфель, то меня просто бы выгнали с работы. За нами все время следили, когда Тонино, например, разговаривал с Тарковским, тот закрывал телефон подушками, чтобы не подслушивали. Однажды на Старый Новый год мы с Тонино шли к подъезду и увидели, что на улице, как обычно, дежурит «человек в штатском». Тонино подошел к нему и говорит: «Пойдем лучше с нами водки выпьем».

* * *