Великие жены великих людей

— Так вот. Я тогда ошиблась. Самые сильные, самые интенсивные связи, которые когда-либо были между мной и Тонино, — сейчас. Именно теперь, когда его нет со мной рядом, нет в этом мире. У нас такая сильная связь, что она совершенно неразрывна. И теперь она неразрывна уже навсегда — и не уйдет, даже когда меня не станет, — потому что мы говорим сейчас на его новом языке. Не буду подводить научную основу, но ничто не исчезает — одно превращается в другое. Помнишь, у Шекспира: «Куда уходит белизна снега, когда снег тает?» — «В красоту».

Он болел. И у него все болело. Я кричала, причитала, склоняясь над ним: «Тониночка, Тониночка, я тебя люблю и любила всю жизнь». На что он мне ответил — шепотом, потому что уже не мог громко говорить: «А я и теперь тебя люблю» — «Ti amo ancheadess». Что может быть лучшим подарком для женщины, которая любит своего мужа? Я говорила ему, лежавшему под капельницей: «Тониночка, я буду любить тебя до самой смерти». Он на меня лукаво посмотрел и сказал: «Е dopo» — «И потом». Вот это «потом» началось сейчас. Вот уже два года я проживаю это «потом» — «Е dopo».

Inizio — Начало

1975 год. На московский кинофестиваль приехала делегация из Италии: Антониони со своим сценаристом Тонино Гуэрра и еще несколько его друзей. Мои друзья решили пригласить их в традиционный красивый русский дом: итальянцы, мол, ужасно устали от жизни в гостинице, от плохих ресторанов. Самый красивый дом в ту пору был у Коноваловых — Александр Николаевич в 36 лет уже был академиком, и в доме его родителей жило множество книг, картин, стоял рояль. Я не хотела идти, но потом подумала — ну когда я еще увижу Антониони? — и пошла. Мы долго думали, надо ли аплодировать итальянской делегации, но когда они вошли в квартиру и увидели накрытый, красочный от зелени и овощей стол, то зааплодировали сами. Антониони был простуженный и злой, все время сморкался. Его сопровождала Энрика, тогда еще не жена, а просто подруга, ей было всего 19 лет. Тонино, видя плохое настроение своего друга, все время вставал и рассказывал анекдоты. Переводчик переводил. Я обратила внимание на Тонино: он был очень живой, с оливковой кожей, худой и черный как смоль. Ему было 55 лет, он не был разведен, но не жил со своей семьей — по-итальянски это состояние называется сепарасьоне: семья сама по себе, он сам по себе. Тонино тогда был на самом пике своей известности. Он меня спросил: «Были ли вы в Италии?» В те времена я не только в Италии, я вообще нигде не была! Но я гордо ответила: «Представляете, вот именно в Италии-то я и не была!» На этом все и закончилось, они уехали, и, как мне Тонино потом рассказывал, он не очень хорошо меня запомнил, но у него осталось от меня общее ощущение нежности и деликатности. Он мне иногда звонил, но я ничего не понимала из его итальянского, да и сама могла сказать только «чао». Потом вдруг неожиданно пришло приглашение для меня приехать к нему в Италию. В качестве невесты — такую формулировку ему посоветовал переводчик, чтобы меня выпустили из страны. Я это приглашение засунула подальше в ящик, чтобы никто не увидел и меня не выгнали с работы. А Тонино я ответила вежливым отказом, письмо передала со своим другом Полонским, который ехал в Италию. Как он мне потом рассказал, Тонино принял его на своей террасе и, поскольку, видимо, забыл как я выгляжу, спросил: «А у нее жопа есть?» О чем мне мой приятель радостно сообщил по возвращении.

Андрей Тарковский в гостях у Микеланджело Антониони. Сардиния. 1980 г.

* * *