Представить облик несуществующего дворца можно по архитекторским рисункам и чертежам, хранящимся в Стокгольме, Варшаве, Вене и Санкт-Петербурге, по гравюре А. Грекова, рисунку М. Махаева и перспективному плану Санкт-Петербурга 1767 года, на котором Летний дом изображен как бы с высоты птичьего полета.
От Невской першпективы вдоль правого берега Фонтанки проложили широкую дорогу. Справа от дороги вытянулись оранжереи, слоновый двор с экзотическими животными. Слева — шелестели молодой листвой фруктовые деревья. И вся эта идиллическая картина помогала забыть о повседневных хлопотах и заботах, о шумном городе, оставшемся за спиной. За поворотом, повторявшим изгиб реки, открывался вид на дворец. Светлорозовый, сияющий белоснежными украшениями, он пробуждал ощущение давно ожидаемого праздника.
Два одноэтажных флигеля — гауптвахта и кухня — фланкировали подступы к дворцу. Широкие узорчатые ворота с золочеными двуглавыми орлами открывали доступ на просторный парадный двор. Боковые флигели, ступенями повышавшиеся к центру, как бы увлекали приглашенного в следующий двор, поменьше, к парадному подъезду, раскинувшему полукружья лестниц.
Огромными окнами главного фасада дворец глядел на цветники, водоемы и фонтаны Летнего сада, в сторону маленького Летнего домика Петра I и Невы. В центре разместился двухсветный парадный зал с возвышением для трона у западной стены. Апартаменты императрицы занимали восточное крыло дворца, отражавшееся в Фонтанке. В западном крыле селились придворные. Боковые корпуса с богато украшенными подъездами напоминали, правда, отдаленно, боковые корпуса Версальского дворца. Каждый из них имел открытый внутренний дворик с колоннадой, подобный тем, что имеются в Версале.
Сам Растрелли напишет об этой постройке скупо и сдержанно: «Здание имело более ста шестидесяти апартаментов, включая сюда и церковь, зал и галереи. Все было украшено зеркалами и богатой скульптурой, равно как и новый сад, украшенный прекрасными фонтанами, с Эрмитажем, построенным на уровне первого этажа, окруженного богатыми трельяжами, все украшения которых были позолочены». Нет здесь слов «великолепная по архитектуре», «богато украшенная архитектурой», которые появятся в описаниях последующих строений.
Впечатление, что это детище чем-то не удовлетворяет зодчего. Может, фасад дворца несколько строг и спокоен и ему не хватает активного динамизма и своеобразной «лепки» архитектурных форм, которые Растрелли уже видит в мечтах.
Летний дворец — мастерское сочетание простых, невысоких, но мощных объемов, образующих ступенчатые выступы. Его первый каменный этаж декорирован только рустовкой. Второй — наличниками больших окон с треугольными и закругленными завершениями. Венчает дворец балюстрада с установленными на ней скульптурами.
Стройные шеренги белых колонн, создающие игру света и тени, скульптурная лепнина наличников окон, суровые атланты, львиные маски и устрашающие маскароны, призванные украсить фасад, — все это появится позже, после завершения Летнего дворца. Для полной свободы творчества, для раскованного полета фантазии художнику еще требуется душевный покой. А недовольство собой — главная причина дальнейшего возвышения мастерства.
Зодчий не удовлетворен своим только что завершенным творением и весь уже во власти новых замыслов, новых проектов. Но именно здесь таится конфликтная ситуация. Устремления художника сплошь да рядом не совпадают с требованиями заказчика. Являясь абсолютным воплощением высшей власти, заказчик готов в любую минуту произнести безапелляционное суждение о политике, экономике или искусстве. Такая ситуация опасна для человека малоталантливого, живущего под гнетом постоянного страха утраты службы. Для подлинного мастера, твердо уверенного в своих силах, подобные столкновения только высекают искры новых идей и решений.
В архивах хранятся свидетельства, что еще десять лет после возведения Летнего дворца Растрелли ежегодно что-то в нем переделывает, достраивает. Готовя чертежи очередных доделок, он вовсе не заботится, как своим внешним видом соотнесутся они с первоначальным обличьем дворца и убранством его покоев. Каждый раз он создает новое творение, превосходящее своим решением предыдущие.
В 1748 году Растрелли перекидывает акведук через Фонтанку. Изящная балюстрада, кариатиды на опорах акведука, декоративные гирлянды и венки превращали массивное инженерное сооружение для подачи воды фонтанам Летнего сада в нарядную дворцовую постройку. В 1752 году Растрелли пристроил к северо-восточному углу дворца «новый большой галерейный зал», убранство которого своей изысканной пышностью превосходило наряд личных апартаментов императрицы.
Все это не случайно. Архитектор в эти годы уже живет как бы в ином измерении. Столы в его кабинете и мастерской завалены эскизами и чертежами Смольного монастыря, Петергофского дворца и нового царскосельского ансамбля, то есть именно тех строений, где ярче всего и чище всего проявился стиль «растреллиевского барокко».