Великие зодчие Санкт-Петербурга. Трезини. Растрелли. Росси

Вправо и влево от собора, уступами выдвигаясь вперед, — два двухэтажных корпуса из трех зданий каждый. Прием постановки зданий уступами успешно использовали некогда зодчие Генуи. Он придает движение и живописность всему ансамблю. (В Петербурге, кстати, существовало еще одно подобное здание — Псковское архиерейское подворье на 24-й линии Васильевского острова. Не исключено, что его также построил Трезини.)

Движение протяженных корпусов (как говорят архитекторы, на 38 осей — дверей и окон в ряд — каждый) сдерживают по краям трехэтажные строения. Справа (если смотреть от реки) — однокупольная церковь. Слева — корпус под высокой четырехскатной крышей. Тридцать лет спустя точно так же, но только еще более мощными объемами флигелей Франческо Бартоломео Растрелли остановит разлет вправо и влево дворцов Петергофа и Царского Села.

С тыльной стороны боковые корпуса смотрят открытыми галереями на внутренний, хозяйственный двор. (Растрелли охотно использовал и этот прием при создании Смольного монастыря.) Полуколонны на галереях, пилястры с очень рельефными ионическими капителями на церкви и корпусе под четырехскатной крышей придают ансамблю еще более светский характер.

Прямоугольный внутренний двор огорожен с трех сторон двухэтажными строениями и красивой оградой с двумя нарядными воротами. Некое подобие будущей циркумференции Царскосельского дворца. Но там флигеля станут обрамлять парадный двор, а здесь — хозяйственный.

Все упомянутые сходства вовсе не дают права ставить знак равенства между способностями Трезини и гениальностью Растрелли. Смольный, Царское Село, Петергоф — вершины русской архитектуры стиля барокко. Но они не могли возникнуть на пустом месте. Кто-то должен был подготовить достойное основание. И этим «кто-то» стал уроженец предгорий Альп — Доминико Трезини.

Кирпично-красный, с белыми порталами, наличниками окон, полуколоннами и пилястрами, ансамбль Трезини резко отличался от древнерусских монастырей, укрытых грозными крепостными стенами. По размаху, по торжественной, строгой нарядности Россия еще не знала подобных строений. И Петр, любуясь моделью, охотно одобрил ее. Его новая столица обретала достойное сооружение. В архиве Меншикова сохранилось прелюбопытнейшее распоряжение генерал-губернатора:

«Указ господину архитектору Трезину. По указу Его Царского Величества велено в… монастыре святого Александра Невского начать построение ныняшнего лета, а по доношению архимандрита Феодосия, что к заложению в начале церкви архитектора не имеет, и того ради предлагаем, что надлежит… ехать в помянутый монастырь Вам и по предложению вышереченного архимандрита Феодосия церков заложить…

апреля 28 дня 1717 года».

И Меншиков, и архимандрит хорошо знают, кто создал проект монастырского ансамбля. Но они не ведают, кому государь доверит строительство. Разделение обязанностей архитектора-проектировщика и архитектора-строителя тоже одно из новшеств царя Петра. При малом числе умелых специалистов такое разделение очень удобно. Ускоряет и удешевляет дело. А то, что хороший проект во время строительства может быть изменен и даже испорчен, это уже никого не волнует. Главное — построить. Потом эту систему забудут. А через много десятилетий вновь вернутся к ней, как и к возведению домов по типовым проектам. И назовут забытый опыт «новацией». Почтут панацеей от всех бед.

Вскоре после распоряжения стали срочно рыть канавы под фундамент. Первым стали возводить правое крыло, если смотреть с реки: Благовещенскую (нижнюю) церковь (в 1724 году была освящена верхняя — на втором этаже — церковь во имя святого Александра Невского) и примыкающий к ней корпус, который позже назовут Духовским.

Церковь заложили 21 июля, когда по крестьянскому календарю пора начинать жатву ржи. Сотни мужиков, оторванных от прямого дела, принялись таскать кирпичи, готовить известь, тесать бревна. Но печали в том монастырские власти не испытывали. Людишек и богатства хватало. Еще в 20-й день ноября 1713 года государь изволил приписать к обители «для содержания братии» 1654 крестьянских двора. Можно было не скупиться и строить добротно.

Наблюдение за всеми работами поручили саксонцу Кристофу Конрату. Он приехал в Россию накануне нарвской «конфузии», в 1700 году, и все прошедшие годы служил при Оружейной палате.

Почти полтора года, с перерывом, успешно трудился Конрат в Петербурге. И вдруг, когда построена Благовещенская церковь, почти завершен Духовской корпус, Кристофа Конрата вновь отсылают в Москву. А продолжить сооружение монастырского ансамбля царь поручает Теодору Швертфегеру.

Швертфегер прибыл в Петербург в 1713 году и ничем еще себя не проявил. По замечанию Якоба Штелина, он «был собственно золотых дел мастером, хорошо рисовал и делал модели». Так почему же строение монастыря доверили именно ему?

Причин, видимо, несколько. Первая из них — время. В России еще не существуют понятия Артист, Художник. И архитектор, и скульптор такие же мастеровые; как каменщик, кузнец, портной (не случайно в 1724 году царь издал указ: всех незаконнорожденных брать в художники).