Великий Бисмарк. Железом и кровью

Изначально Бисмарк не планировал идти на обострение конфликта. Не склонный к уступкам в принципиальном для прусской монархии вопросе, он тем не менее рассчитывал на некоторую разрядку напряженности. Планы влиятельного главы военного кабинета короля Эдвина фон Мантойфеля, считавшего необходимым государственный переворот и разгон ландтага, он решительно отвергал. Вместо этого Бисмарк планировал сделать депутатов уступчивее, продемонстрировав им перспективу решения германского вопроса.

Первым шагом Бисмарка на политической арене стал отзыв проекта бюджета 1863 года из парламента. Сам министр-президент в своей речи 29 сентября заявил, что это – жест примирения. Правительство идет навстречу пожеланиям депутатов, которые считают, что военные статьи бюджета можно обсуждать только одновременно с военным законом. Однако поскольку последний невозможно подготовить до конца текущего года, обсуждение бюджета продолжится в следующем. Это вызвало решительный протест депутатов, утверждавших, что до конца года еще полно времени и, если правительство действительно хочет примирения, оно вполне может поторопиться. Кроме того, начать 1863 год без утвержденного бюджета означало бы нарушить конституцию.

Дискуссия продолжилась в бюджетной комиссии ландтага 30 сентября. Именно здесь Бисмарк допустил грубую ошибку. Начало его выступления было проникнуто духом разрядки – он даже принес с собой оливковую ветвь, которую продемонстрировал депутатам. «Правительство ищет взаимопонимания; оно в любой момент готово протянуть руку для примирения», – сказал он [220]. По поводу отсутствия утвержденного бюджета Бисмарк пояснил, что «правительство не оспаривает принцип, никто не собирается сбрасывать с рельс конституционный поезд», однако тут же в достаточно осторожной форме озвучил свою «теорию пробела», разработанную еще 11 лет назад. В статье 99 конституции, заявил министр-президент, говорится о том, что бюджет должен быть в обязательном порядке утвержден парламентом; однако там ни слова не сказано о ситуации, когда правительство и ландтаг не приходят к единому мнению и к началу года страна остается без бюджета. В такой ситуации невозможно остановить работу государственного механизма, поэтому правительству придется волей-неволей собирать и тратить деньги вне рамок бюджета. «Конституция не предлагает здесь никакого выхода, одна интерпретация противоречит другой». С формальной точки зрения эта теория была безупречна, однако, по сути, она подрывала саму основу власти парламента, поэтому вызвала закономерный протест присутствующих. В этой ситуации Бисмарк попытался объяснить депутатам, что сильная королевская власть в Пруссии будет способствовать решению национального вопроса, объединению страны. Сама по себе мысль была хороша, но слова были выбраны не слишком удачно, по крайней мере, для того момента.

В дальнейшем эта фраза станет самым известным, самым цитируемым изречением Бисмарка. «Не на либерализм Пруссии смотрит Германия, а на ее мощь, – заявил он. – Пруссия должна сконцентрировать свои силы и держать их готовыми для благоприятного момента, который уже был упущен несколько раз. Границы Пруссии, установленные Венским конгрессом, неблагоприятны для здоровой государственной жизни. Не речами, не постановлениями большинства решаются великие вопросы времени – это было большой ошибкой 1848 и 1849 годов, – а железом и кровью» [221].

Репутация Бисмарка способствовала тому, что депутаты, а также широкая общественность, которая прочла выдержки из выступления главы правительства в газетах, услышали только два последних слова. Железо и кровь – это как раз именно то, чего ждали от Бисмарка! Оливковая ветвь была предана забвению. Поднялась буря возмущения, мало кто из политических противников упустил случай метнуть камень в министра-президента. «Когда я слышу такого плоского юнкера, как этот Бисмарк, говорящего про кровь и железо, которыми он хочет поработить Германию, то мне кажется, что он не менее жалок, чем подл», – писал Генрих фон Трейчке, либеральный историк, ставший несколько лет спустя горячим поклонником «железного канцлера» [222]. Не дремала и Аугуста, что было уже гораздо опаснее. К несчастью, король в тот момент как раз находился вместе с супругой на курорте Баден-Баден и должен был вернуться поездом в Берлин. Чтобы монарх не принял поспешного решения, Бисмарк выехал ему навстречу и дожидался поезда, в котором ехал Вильгельм, на станции Ютербог. В своих мемуарах он так описывал последовавшую встречу:

«Сидя в темноте на опрокинутой тачке, ожидал его на недостроенном вокзале, переполненном ремесленниками и пассажирами третьего класса, я искал случая увидеть Его Величество с намерением как можно скорее успокоить его насчет одного заявления. (…)