Великий день инков

Ваша железная руда в Эль-Пало и Сан-Феличе заранее куплена американскими биржевиками, вместе с потом и кровью бедных туземцев.

Вы даже не имеете права выращивать собственный хлеб и собственный сахарный тростник. Когда ваш предшественник, "президент из левых", как до сих пор вспоминают его в народе, попытался завести новую систему сельскохозяйственных коопераций и хотя бы на каплю помочь бедным пеона, северный сосед весьма разгневался. Кто же будет покупать американский бекон и американские бобы? Кто будет покупать сахар с американских плантаций в Гаити и Гватемале? Чего доброго, им захочется иметь еще и свою собственную нефть!

Достаточно было грозного окрика, и вы, сеньор президент, испугались, подло, по-заячьи испугались. И до сих пор боитесь вы и слушаете благоговейно, случайно ли не прогневали своего хозяина.

В конце концов, сеньор президент, вам и вашим друзьям не так плохо под благословенной опекой доброго дяди. В ваши карманы тоже перепадает немало награбленного.

Но, уважаемый сеньор президент, я хочу напомнить вам старое индейское поверье. Там, где люди рвутся к золоту, их наказывает рука злого духа Курукира. Золото скрылось в глубоких хранилищах. Оно исполнилось ненависти к двуногим существам, которые сделали из него своего бога. А там, где оно выступает на поверхность планеты, беда сваливается на человеческие головы.

Я хочу напомнить от себя, милостивый государь: золото не любит алчности. Злой дух Курукира мстит жестоко не только иностранцам, но и тем, кто слишком преданно служит им. Запомните это, уважаемый сеньор президент.

В вашей маленькой тропической республике царит рабство, жестокое и неумолимое, беспросветное и безнадежно. Рабы нужны владельцам крупных гасиенде, людям без совести и чести, прожорливым хозяевам каучуковых плантаций. И они не останавливаются ни перед чем, чтобы найти дармовые рабочие руки. Они сделали рабство своей профессией.

О чем говорит хотя бы такой факт? Недавно владелец одной из крупнейших асиенд по Верхнему Ориноко Урбако устроил ночную охоту на туземцев. Вооруженные ружьями, слуги окружили лесной поселок беззащитных индейцев. Своими факелами противники быстро подожгли хижины. Через четверть часа узурпаторы перестреляли почти все взрослое население поселка. Помиловали только детей и нескольких молодых женщин. Пленников связали попарно и привели на гасиенду своего хозяина. Так "цивилизованный" варвар Урбако приобрел себе дармовую рабочую силу. Власти и пальцем не пошевелили, чтобы наказать его.

Настоящие владельцы вашей страны — жестокие урбако. В чине генералов и полковников они возглавляют военные хунты и политические партии. В их руках вся власть. Они продают страну иностранному капиталу, предают народ. Болью и гневом исполняется мое сердце, когда я вспоминаю о том, что в вашей республике, как нигде, трудовой человек — креол, негр, индеец, мулат — перестал считаться человеком. Как могут христиане игнорировать главные заповеди Христовы, забывать, что человек человеку — не волк, а брат. Почему погоня за деньгами вытеснила из человеческих сердец христианскую добропорядочность?

Вы хорошо знаете, сеньор министр, только в вашей стране процветает подлый вид бизнеса — торговля человеческими головами. Может, вам неприятно читать эти строки, но я прошу вас: дочитайте их до конца. Если в вашей груди еще не зачерствело сердце, вы поймете мое возмущение.

Откровенно говоря, я и раньше знал, что некоторые дикарские племена, выполняя свои страшные ритуальные обычаи, отрубают врагам головы и каким-то особым способом препарируют их. Я знал, что есть людишки, которые ради собственной наживы покупают и перепродают такие головы. Но я не знал, что торговля отрубленными головами превратилась в своего рода профессию, ремесло.

Как-то в хижине вождя одного племени я, к своему удивлению, увидел человека в пробковом шлеме и белом тропическом костюме. Сначала мне пришло в голову, что передо мной член научной экспедиции, изучающий тропические дебри.

Мужчина назвался Гобсоном. Он вытащил портсигар и предложил раскурить по душистой сигаре. Вот и послал мне Бог утешение, подумал я и, усевшись на подстилке из банановых листьев, приготовился слушать интересные рассказы.

Гобсон был высоким худым блондином, с проницательными голубыми глазами. На переносице у него я заметил небольшую ямку и подумал, что этот человек, вооружившись очками, вероятно, провел не одну ночь над научными трудами.

Мы молчали несколько минут, с наслаждением затягиваясь ароматным дымом.

Жены вождя носили нам блюда, но мы не касались их. Я хотел расспросить Гобсона об онкологических опытах Чикагского института и о новейших планах обводнения Сахары. Я думал услышать от него о последних гастролях труппы советских артистов в Париже и Лиссабоне.

И вдруг Гобсон, погасив о землю сигару, спросил меня:

— Вы не знаете, как оценивают головы в этой округе?

Очевидно, мое лицо после его слов показалось ему глупым, потому что он повторил вопрос: