Великий день инков

— Комиссар Оливьеро заверил меня, что я буду иметь здесь неплохой доход. Он сам вроде заработал на перепродаже голов три тысячи фунтов. Он не боится моей конкуренции и говорит, что его агенты обеспечивают его необходимым материалом по самой дешевой цене. Мне интересно, сколько просят на Верхнем Ориноко за голову?

Я почувствовал, как земля оседает подо мной. У меня пересохло во рту, и я еле выговорил:

— Не интересовался, сэр.

Гобсон взял новую сигару и так, как будто ничего и не произошло, зажег ее от зажигалки, изготовленной в форме маленького револьвера. Я смотрел на тот револьвер, на узкие синеватые губы Гобсона, на его переносицу, где залегла розовая ямка от очков, и чувствовал, как в сердце моем поднимается ненависть. Мне было ясно: передо мной сидит один из агентов, занимающихся покупкой и перепродажей голов убитых индейцев — этим страшным ремеслом.

Первое движение, который я подавил в себе, — ударить Гобсона наотмашь по щеке, — сменилось внезапным интересом: кто этот человек? Каковы его мысли? С кем он делит свои барыши? Кроме того, я хотел выяснить, каких размеров достигла преступная практика перепродажи мертвых голов.

Я сделал вид невежды и сдержанно спросил:

— Скажите, неужели торговля головами приносит вам надежную выгоду?

Гобсону, очевидно, давно хотелось похвастаться передо мной своими успехами, возможно, даже поразить меня. Он был красноречивым и очень веселым, когда говорил, что торговля головами — выгодное дело в этой богом проклятой стране, он ежегодно продает зарубежным фирмам голов на несколько тысяч долларов. За каждую голову ему платили по сто долларов, не меньше. А вот чикагский антропологический музей не жалел за удачные экземпляры и четырехсот.

— Что вы понимаете под удачными? — спросил я, чувствуя, как у меня от ужаса холодеют ноги.

Гобсон криво улыбнулся. Ему было просто удивительно, что есть люди, которым невдомек такое обычное дело. Разве не ясно, что могут быть головы из маленьких индейцев и из взрослых, женские головы и мужские, препарированные удачно и неудачно.

Он спокойно отложил в сторону сигару и потянулся рукой к мешку, что лежал недалеко от входа в хижину. Я ужаснулся при одной мысли, что рядом со мной, за каких-то два-три шага, лежали головы, человеческие головы, с глазами и носами, головы, отрезанные от туловищ и засушенные для продажи.

Гобсон умелым движением развязал мешок, взял его за углы и потянул вверх. Так, знаете, сеньор министр, совсем просто и очень деликатно потянул самыми кончиками пальцев. Что-то глухо затарахтело, ударилось о пол, и я увидел головы.

Сначала мне показалось, что Гобсон пошутил. Передо мной лежали маленькие шарики, величиной с кулак, похожие в полутемной комнате на небольшие резиновые мячи.

Я всем телом подался вперед. Я хотел убедиться, что все это действительно шутка, недобрая, жестокая шутка. Невольно моя рука прикоснулась к одной из голов, и я, как ошпаренный, отдернул ее назад.

— Да не бойтесь вы! — захохотал Гобсон, пыхтя дымом сигары. — Они не кусаются.

Он взял одну из головок за длинные черные волосы и поднял на уровень моих глаз.

Почти не владея собой, я смотрел на страшный экспонат. Вот что осталось от человека, от живого человека, который смотрел на небо, радовался солнцу, любил, ненавидел, мечтал, надеялся... Выражение грусти и страдания отразились на мертвом лице, от чего головка еще больше напоминала настоящую живую голову. Рот и глаза ее были прошиты грубыми нитками. Гобсон коротко объяснил, что в этом есть определенный смысл. Ведь индейцы считают, что душа убитого может прийти к воину, который отрубил голову, и жестоко отомстить ему. Чтобы предотвратить это, индейцы прошивают глаза и уста и, следовательно, закрывают выход души наружу.

Глядя на темно-коричневый шарик в руке вампира, я ничего не видел. Собственно нет, я видел. Я видел жестокость сытых и интерес скучающих, я видел ваше правительство, сеньор президент, вашу полицию, которая потакает зверствам, истинную цену вашим законам и вашей демагогические болтовне, которой вы прикрываете свою бесчувственность.

Своим письмом я не хочу поселить в ваше сердце убийственную и неотрадную мысль о том, что народ вашей страны одичал до края, дикие индейцы действительно такие жестокие и коварные бестии, для которых единственным исправительным средством могла бы быть пуля. Нет, уважаемый сеньор, люди вашей страны — добросердечные и достойны лучшей участи, их заставляют убивать. Вы сами знаете, что белые негодяи, такие, как Гобсон и его друзья, натравливают индейские племена друг на друга. Вам должно быть известно, что, раздувая вражду между племенами, гобсоны поставляют оружие одним индейцам и не дают ее другим.

Не проклинайте туземцев, сеньор! Ищите преступников ближе к вашему дому. Только быстрее, потому у народа может лопнуть терпение.

Жестокость порождает жестокость, сеньор президент. На убийство отвечают убийствами. Не искушайте человеческое терпение. Всему есть предел.