Великий день инков

Бракватиста сиял, разговаривая с руководителем восстания. Он был очень счастлив, что ему удалось наконец встретиться с многоуважаемым доктором Коэльо. Ах, доктор Коэльо! Чего только не бывает на свете. Все идет наперекосяк. Разваливаются все устои государственного правопорядка. Негодяй Батиса запятнал себя страшными преступлениями перед народом, и сеньор Бракватиста не собирается дальше служить ему. Более того. Если доктор хочет знать, он, Бракватиста, получил вчера по радио сообщение о назначении его главнокомандующим всеми вооруженными силами республики. Но он решительно отклонил это назначение. Генерал Батиса — негодяй, ради которого он не сделает ни единого выстрела...

Доктор Коэльо с мрачным видом слушал объяснения полковника. Верил ему и не верил. Фигура Бракватисты была для него непонятной. Еще находясь в эмиграции, он слышал о том, что этот лихой офицер часто выступал с либеральными речами, требовал смягчения тюремного режима, чем вызвал недовольство генерала Батиса, который, кстати, был его далеким родственником. Не забылись доктору Коэльо и слова полковника, произнесенные однажды на пиру во время юбилея президента. Бракватиста призвал Батиса решительно идти по пути "умных гуманных действий в интересах нации", учиться хозяйствованию у "большого северного соседа" и восстановить мир внутри страны.

Полковник будто угадал мысли доктора Коэльо. Сладко улыбнувшись, он сказал не без фальшивого торжества.

— Я всегда выступал в защиту подлинной демократии...

Коэльо посмотрел на Бракватисту внимательным, изучающим взглядом.

Но тот, ничуть не смущаясь, продолжал:

— Я умышленно находился в войсках президента для того, чтобы сдерживать и обуздывать среди нашей высокомерной военщины дух жестокости и распущенности. Отныне я окончательно порываю со своими служебными обязанностями и буду делать все для того...

— ... Чтобы и дальше мучить народ!

Бракватисту словно кто-то огрел плетью. Он лихорадочно оглянулся и увидел Филиппе Россарио, того самого Филиппе Россарио, для которого он хранил в своем пистолете "последнюю пулю".

Филипп стоял у него за спиной, сильный, широкоплечий, и, играя маленькой пистолетной кобурой, что висела у него на поясе, прожигал полковника своим взглядом.

— Это ты? — зловеще воскликнул Бракватиста, но, поняв, что перед ним стоит уже не его пленник, а один из тех, кто будет решать его судьбу, удивленно спросил: — Кто вы такой, сеньор, и какое вы имеете право бросать обвинения в лицо честного патриота?

Вокруг них собирались солдаты и повстанцы — заинтересованные, настороженные. Кто-то задорно крикнул из толпы: "Филипп поймал шакала!"

— Я не понимаю ваших слов, Филипп Россарио! — с нескрываемым осуждением сказал Коэльо, переводя взгляд с растерянного полковника на своего воинственного помощника. — Служебное положение сеньора еще не является обвинением...

Но Филипп нетерпеливо махнул рукой.

— Пусть он раскроет свою черную душу! Пусть расскажет всем, кто здесь стоит, сколько смертных приговоров подписал, находясь на посту председателя тайного трибунала...

— Вы не смеете!.. Сеньор Коэльо! — истерически выкрикнул полковник, хватая ртом воздух. — Я пришел к вам с чистым сердцем...

Но Филипп гневно оборвал его. Приблизившись почти вплотную к полковнику, он резким движением поднял коричневую рубашку. Все, что стояли поблизости от него, увидели жилистые тело, остро выступающие ребра и поперек груди, немного наискось — полосы. Это были следы от ударов каким-то острым металлическим предметом.

— Не узнаете свою работу? — спросил удивительно спокойным голосом Россарио, все еще не опуская рубашки. — Может, сеньор Бракватиста забыл о своем кнуте со свинцовыми шариками. Им он частенько защищал "демократию".

Полковник будто потерял дар речи. Он стоял обессиленный, раздавленный. Попытался поднять голову, но тут же встретился с десятками враждебных глаз и, невольно увядая под теми неумолимыми взглядами, прошипел:

— Твоя взяла, Россарио. — Потом, немного ободрившись, повернулся к Коэльо: — сеньор, я привел своих солдат для того, чтобы воевать на стороне свободы. Сеньор Филипп Россарио предпочел бы сейчас свести наши старые счеты... Ваше последнее слово, доктор!

Но Коэльо, охваченный чувством отвращения к этому упитанному, холеному садисту, отвернулся и, ничего не сказав, пошел в палатку.

Филипп, спокойный и властный, был теперь судьей и вершителем судьбы Бракватисты.

— Именем моего народа, — сказал он торжественно, — мы арестуем вас, полковник Бракватиста. Вас будет судить народный суд. — И, взглянув куда-то в сторону, крикнул: — Фернандос! Марселгао! Возьмите под арест эту птицу. Вы отвечаете за него головой!

Доктор Коэльо озабоченно осматривает большую поляну: темные от дождя палатки, ружья в козлах, ящики с патронами... Солнце, едва выглянув из-за тучи, разослало по траве свои яркие, чистые знамена. Поляна дымится, вся земля, уставшая от молний, покоится в сладкой дреме.