Великий день инков

Вот он бежит, прыгает через костер, размахивает шляпой. И весь лагерь провожает его глазами. Орнандо бежит к отцу. Орнандо вернулся из сельвы!

— Спасибо, сынок! — говорит отец, вкладывая в эти слова и свою радость за возвращение сына, и благодарность судьбе за то, что он такой мужественный, искусный, твердый в борьбе. — Спасибо, Орнандо!

Они молча обнимаются. Орнандо чувствует себя неловко, ему неудобно чересчур проявлять радость в присутствии своих боевых друзей. Он солдат, — прежде всего, он выполнил задание и должен снова занять свое место в рядах отряда.

В этот момент доктор Коэльо замечает среди бойцов какие-то незнакомые фигуры. Он сразу же догадывается, что перед ним те же мужественные советские путешественники, за которых он столько выстрадал душой.

Орнандо рекомендует ему профессора Крутояра, Бунча и Самсонова. Успокоившись, старый Коэльо приветливо-торжественным жестом склоняет голову. Он рад встретить дорогих гостей. Народ его страны поднялся против тирании и одержал первую победу.

— Горячо приветствуем вас, — говорит деревянным голосом профессор. Его лицо, окаменевшее, пожелтевшее, упрятало в себе глубокую печаль. Бунч и Самсонов тоже уставшие, покосившиеся, подавленные. Им не до торжеств.

— Позвольте познакомить вас, сеньоры, с другом нашей страны... — доктор Коэльо наклоняет голову в сторону голландца, — с человеком, ради которого вы вынесли столько страданий и трудностей — Ван-Саунгейнлером.

— Вы?.. — с недоверием в глазах поворачивается к голландцу Крутояр.

— Как видите, — разводит длинными руками голландец. — Ван-Саунгейнлер собственной персоной к вашим услугам.

Шутливая доброжелательность просвечивается в его глазах. Он стоит в толпе, высокий, длинноногий, с седой бородкой, очень похожий лицом на доктора Коэльо.

— Во всем мире честные люди радуются вашему "возвращению" к жизни, — говорит Крутояр.

— Не преувеличивайте, профессор, — смеется голландец. — Никто еще этого не знает.

— Но скоро узнает, — голос Крутояр становится суровее. — В мой тяжелый час я рад приветствовать своего коллегу на последней тропе инков у знаменитой горы Комо. Простите мое грустное настроение — на мою голову упало большое горе. В сельве потерялся мой сын.

Ван-Саунгейнлер сочувственно смотрит на профессора. Сын? Он тоже потерял сына — еще полгода назад. Собственноручно похоронил его у Ориноко. Проклятая лихорадка сделала свое дело. Это были тяжелые дни, их преследовала полиция, приходилось каждую ночь переходить из поселка в поселок, путать следы.

— Я дал себе слово, — говорит голландец, — не выходить из сельвы до тех пор, пока не раскрою преступления тирании Батиса. Правительство неофициально объявило меня "иностранным врагом", за мою голову было обещано крупное вознаграждение. Но спасибо судьбе — туземцы спасли меня. Я верю в дух народа...

— Простите, дорогой коллега, в радиограмме вы говорили о тайне инков и каком-то преступлении геноцида.

— Да, профессор, ужасающее преступление нашего времени. "Тропа инков привела меня к правде. Если вы хотите и у вас есть возможность..."

Он не договорил фразу. Бойцы сразу расступились, и все увидели в конце поляны небольшую группу индейцев. Вооруженные луками и копьями, немного настороженные, воины апиака приближались к командиру повстанческого отряда. Со всех сторон на них враждебно смотрели пеоны и каучеро.

Индейцев возглавлял белолицый вождь Ганкаур. Рядом с ним шел худой юноша в коротеньких штанишках, в разорванной голубой рубашке. Это был Олесь. Жадно любопытные глаза его быстро оглядывались по сторонам.

Вдруг Олесь просиял на лице. Придержал шаг. Прижал к груди кулаки.

— Папа! — воскликнул он сдавленным голосом и изо всех сил бросился к профессору Крутояру.

Ганкаур идет первым. Он лучше всех знает дорогу, каждый выступ на ней, каждый камень. Это он со своими воинами загнал в глубокие пещеры Комо людей таулипанг, чтобы здесь отдать их на растерзание голодной смерти.

Ван-Саунгейнлер на ходу рассказывает Крутояру историю преступления. Арекуны были раньше сильными и непокорными. Они не склонялись перед белыми властелинами. Жили полудикой, охотничьей жизнью, обрабатывали свои бедные поля. Вождь таулипанг Нангеу упорно не хотел признавать над собой всевластие бездушных чиновников. Упорно и с особым вдохновением продолжал он традиции прадедов: ежегодно в день доброго духа Кахуньи он зажигал на вершине горы Комо огонь свободы и непокорности. Хотя сам был темным и суеверным, однако кое-что понимал в истории, помнил, что именно на этих землях доживали свои жизни последние потомки инкских воинов. Поэтому он положил себе целью стать мессией своего народа, поднять людей на борьбу и отвоевать для них хотя бы часть потерянных свобод. Конечно, такие настроения касика стали известны полиции. Черный Себастьян начал оттеснять людей таулипанг в сельву, лишил их земельных наделов, лишил также права покупки оружие и продовольствие, наконец, чтобы окончательно расправиться с непокорным племенем, полиция решила уничтожить его главные роды. Воины Ганкаура...