Большая зала была набита битком. Одна из девушек в желтом сидела за пианино, а рядом с ней стояла молодая рослая рыжеволосая леди из знаменитой хоровой капеллы, ангажированная на сегодняшний вечер. Леди выпила море шампанского, поэтому во время пения она вдруг как‑то некстати сообразила, что эта распроклятая жизнь грустна и безрадостна; поэтому она не столько пела, сколько плакала навзрыд. Каждая пауза заполнялась деликатными прерывистыми всхлипываниями, а затем продолжалось исполнение музыкального номера вибрирующим от горя сопрано. Слезы текли из глаз леди, литься ручьем им не давали жирно накрашенные ресницы. Крупные слезы окрашивались в густой чернильный цвет, а только потом стекали по щекам грязно — фиолетовыми струйками. Кто‑то из публики отпустил шуточку, мол, это ноты, которые она записала на щеках, чтобы не сбиться. Услышав это, рыжеволосая леди пьяно всплеснула руками, рухнула в кресло и погрузилась в тяжелый пьяный сон.
— Бедненькая, — с умилением пояснила стоявшая рядом со мной девушка, — у нее случилась потасовка с неким джентльменом, который выдает себя за ее мужа.
Я посмотрел по сторонам. Большинство оставшихся леди было занято перебранкой с джентльменами, выдающими себя за их мужей. Разлад не обошел стороной даже изысканную компанию Джордан — квартет из Ист — Эгга. Один из джентльменов с поразительным легкомыслием увлекся разговором с хорошенькой актрисой, а его жена, на первых порах делавшая вид, что это ее совершенно не занимает, разве что забавляет, мало — помалу закипала, а потом перешла к кинжальным фланговым атакам: как бы светясь изнутри от возмущения, она возникала то справа, то слева от мужа искрящимся бриллиантом и грозно шипела ему в ухо:
— Ты ж — же обещ — щал…
Справедливости ради нужно заметить, что не одни только легкомысленные гуляки — мужья категорически отказывались ехать домой. Прямо на моих глазах две потрясенные и возмущенные леди вели ожесточенный спор со своими вызывающе трезвыми мужьями. Жены выражали соболезнование друг другу на повышенных тонах.
— Дорогая, — устало жаловалась одна из них, — я уже и привыкла. Стоит ему только увидеть, что я по — настоящему весела, он тут же волочит меня домой.
— В жизни не видела такого законченного эгоиста.
— И всегда, всегда мы должны уходить первыми. — Мы тоже…
— Но сегодня мы чуть ли не последние, — конфузливо заметил один из супругов. — Даже оркестр и тот полтора часа как уехал.
Несмотря на страшные обвинения в коварстве, бессердечии и деспотизме, диспут завершился короткой стычкой, после чего побежденные, но продолжающие оказывать ожесточенное сопротивление брыкающиеся жены были выведены под руки в ночной полумрак.
Пока я стоял у гардероба у выходной двери в зале и ждал, когда мне подадут шляпу, из библиотеки вышли Джордан Бейкер и Гэтсби. Похоже, он заканчивал последнюю взволнованную тираду прямо на ходу, но сразу же оказался в непроницаемом корсете светской учтивости, как только увидел, что несколько человек направились к нему попрощаться. Спутники мисс Джордан нетерпеливо ждали ее на веранде, но она остановилась на минутку пожать мне руку.
— Только что мне довелось выслушать просто потрясающую историю, — шепнула она. — Долго мы там просидели?
— Не меньше часа.
— Да уж… Просто потрясающе, — задумчиво повторила она. — Но я дала честное слово, что этот разговор останется между нами, — так что не буду вас интриговать. — Она грациозно зевнула прямо мне в лицо. — Заходите без церемоний… Телефонный справочник… Попросите соединить с миссис Сигурни Хауорд… Моя тетя…
Последние фразы она произносила уже на ходу, а в дверях небрежно махнула на прощание загорелой рукой и исчезла в сопровождении потерявших терпение провожатых.
Я чувствовал определенную неловкость из‑за того, что несколько злоупотребил гостеприимством хозяина, и направился к Гэтсби, вокруг которого столпились самые стойкие гости. Я хотел еще раз извиниться за то, что не представился ему сразу же после появления на вилле, хотя и искал его весь вечер, равно как и за свою оплошность, когда я не признал его в саду.
— Право же, сущие пустяки, — добродушно оборвал он меня. — Даже не думайте об этом, старина. — В его непринужденной манере обращения было не больше фамильярности, чем в дружеском похлопывании по плечу. — И не забудьте: мы собирались полетать на гидроплане. Жду вас завтра утром в девять.
— Филадельфия на проводе, сэр, — раздался голос из‑за спины.
— Хорошо, через минуту. Скажите, я сейчас буду. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
— Спокойной ночи. — Гэтсби улыбнулся, а я вдруг подумал: прекрасно получилось, что я ухожу сегодня одним из последних, потому что он, похоже, и сам этого хотел. — Спокойной ночи, старина… Спокойной ночи.