Читаем Великий Гэтсби полностью

— Святое дело, непременно, но дело в том, что… Понимаете, я тут остановился у приятелей в Гриниче, и они как бы рассчитывают на меня завтра. Там намечается что-то вроде пикника или вечеринки… Но я непременно постараюсь быть, приложу все старания, так сказать…

Я не сдержался и выдохнул нечто вроде «ах, ты…» Видимо, у мистера Клипспрингера был действительно стопроцентный слух, потому что он еще больше занервничал:

— Да, да… Я, знаете ли, позвонил, чтобы попросить вас об одной пустячной услуге: там осталась пара туфель… Думаю, вам не составит труда отправить их с лакеем. Понимаете, старые теннисные туфли, а вот ведь привык — прямо обезножел, знаете ли… будьте так любезны, отправьте по адресу: для передачи Б. Ф.

Я нажал на рычаг, потому что терпение мое лопнуло…

А потом я испытал чувство глубочайшего стыда за Гэтсби, вернее, за его неразборчивость в выборе знакомств: некий джентльмен, с которым я связался по телефону, высказался по поводу гибели Гэтсби в том смысле, что-де давно пора. Но это была моя вина, поскольку за этим господинчиком и раньше водилась страстишка к зубоскальству и глумлению над всем и вся — и все это с рюмкой ликера из подвалов Гэтсби в руке.

С утра, в день похорон я поехал в Нью — Йорк переговорить с Мейером Вольфсхаймом, поскольку не видел другого способа связаться с ним. Справившись у мальчика — лифтера, я толкнул оказавшуюся незапертой дверь со скромной вывеской «Холдинговая компания „Свастика“ и оказался в совершенно пустом и на первый взгляд безлюдном помещении.

— Э — э-эй, здесь есть кто-нибудь? — несколько раз громко прокричал я, но только эхо гулко отозвалось в звенящей пустоте. И только через какое-то время из боковой комнаты донесся отголосок ожесточенного спора, а потом в приемной появилась хорошенькая еврейка и прямо-таки пронзила меня тяжелым взглядом громадных черных глазищ.

— Никого нет, — сказала она нарочито противным голосом. — Мистер Вольфсхайм в Чикаго.

По крайней мере, первое из ее утверждений не соответствовало действительности, и мне было прекрасно слышно, как в боковой комнате начали насвистывать „Розарий“, нещадно при этом фальшивя.

— Передайте боссу, что с ним хотел бы увидеться мистер Каррауэй.

— Доставить его вам из Чикаго, а?

В этот момент художественный свист прекратился, и в боковой комнате раздался чей-то голос, причем с характерными интонациями Вольфсхайма:

— Стелла, куда же ты запропастилась?

— Вот — бумага, карандаш… Напишите, кто вы такой, и оставьте на том столе. Когда вернется — передам, — скороговоркой выпалила красавица — секретарша.

— Но я же знаю, что он здесь!

Она сделала шаг вперед, грозно насупилась, уперла руки в крутые бедра и встала передо мной, словно пытаясь перекрыть проход растопыренными локтями.

— Молодой человек, — сердито начала она, — чему вас учили в детстве? Что это за манера лезть напролом? Сказала, в Чикаго, значит, в Чикаго!

Я сослался на Гэтсби.

— О — о-о, — она бросила на меня пристальный взгляд. — Погодите, погодите… Как вы сказали, вас величают?

Она скрылась в боковой комнате, а через несколько секунд на пороге появился Мейер Вольфсхайм и с важным видом протянул мне обе руки. Он провел меня в кабинет, полным скорби голосом напомнил, какой это горестный для всех нас день, и предложил сигару.

— Да — с, память, знаете ли, уже не та, — начал он задушевным тоном, — но я прекрасно помню день нашего знакомства. Молодой майор, только что из армии, герой войны, грудь в крестах… Да — с! И беден, как церковная мышь.

Знали бы вы, сколько ему пришлось ходить в мундире, пока не поднакопил на партикулярный костюм! Так вот, я сидел в бильярдной Вайнбреннера на 43–й стрит, а он заглянул туда в поисках какой-нибудь работы. Выяснилось, что к этому времени он уже несколько дней голодал. Я пригласил его разделить со мной скромный ленч — и что же вы думаете! — за полчаса он умял долларов на пять еды и съел бы еще на столько же, если бы ему кто предложил!

— И вы помогали ему на первых порах? — поинтересовался я.

— Помогал! Да я из него человека сделал…

— О — о-о!

— Я вытащил его за уши. С самого дна, из сточных ям, да — с. Смотрю, обходительный молодой человек, не без манер, — а когда он рассказал, что был в Оггсфорде, я сразу смекнул, толк из него будет! Сказал, чтобы вступил в „Американский легион“, а там он уже сам себя показал. Потом подвернулось одно дельце в Олбани, он провернул его для одного моего старого клиента. И пошло, поехало… Мы с ним были вот так, — Вольфсхайм сунул мне под нос два пальца — сардельки, — вот так мы с ним и были — куда один, туда и другой!

„В самом деле, уж не являлся ли тот скандал с „Мировой серией“ в девятьсот девятнадцатом результатом их „плодотворного сотрудничества“?“ — подумал я.

— Теперь его не стало, — сказал я после паузы, — и вы, его ближайший друг и наставник, наверняка захотите проститься с ним сегодня…

— Надо бы проститься…

— Значит, буду ждать…

Волосы в ноздрях Вольфсхайма воинственно встопорщились и опали, на глаза навернулись крупные слезы.

— Вы не понимаете… Я не могу… не могу я впутываться в такие дела, — сказал он.

Перейти на страницу:

Похожие книги