Великий Гэтсби. Главные романы эпохи джаза

Но так было лишь в первое время после того, как они поженились. Впоследствии, когда она обнаружила, что может ревновать Энтони, то – по меньшей мере внешне – изменила свое мнение. Для нее в мире не существовало других мужчин; он был уверен в этом. Воображая, что подобная разборчивость будет ограничивать ее устремления, он небрежно относился к сохранению всей полноты ее любви, которая, в конце концов, была краеугольным камнем храма их отношений.

А между тем он все лето оплачивал содержание Дот в пансионе, расположенном в центральной части города. Для этого ему пришлось написать своему брокеру запрос о переводе средств. Дот скрыла свою поездку на юг, когда сбежала из материнского дома за день до того, как бригада снялась с лагеря, и оставила матери записку, что она уехала в Нью-Йорк. На следующий вечер Энтони зашел к ней, как будто хотел повидаться с Дороти. Миссис Рэймонд находилась в состоянии прострации, и в доме дежурил полицейский. Последовал допрос, из которого Энтони удалось выпутаться с большим трудом.

В сентябре из-за его подозрений по отношению к Глории общество Дот стало утомительным, затем почти невыносимым. Он был нервным и раздражительным из-за нехватки сна, а в его сердце поселился тошнотворный страх. Три дня назад он отправился к капитану Даннингу и попросил отпуск, но столкнулся лишь с благожелательными проволочками. Дивизия отправлялась за границу, в то время как Энтони отправлялся в лагерь для подготовки офицеров; любые разрешения на отпуск могли быть получены только теми, кто покидал страну.

После этого отказа Энтони отправился на почту с намерением телеграфировать Глории о своем желании, чтобы она приехала на Юг. Он подошел к двери… и отступил в отчаянии, осознав абсолютную бессмысленность такого шага. Затем он потратил вечер на раздраженные препирательства с Дот и вернулся в лагерь, угрюмый и сердитый на весь мир. Это была неприятная сцена, посредине которой он стремительно удалился. То, что предстояло сделать с ней, в данный момент не казалось ему жизненно необходимым; он был совершенно поглощен обескураживающим молчанием своей жены.

Клапан палатки неожиданно откинулся, и в образовавшемся треугольнике появилась темная голова на ночном фоне.

– Сержант Пэтч? – акцент был итальянским, и судя по портупее, Энтони понял, что это вестовой из штабной палатки.

– Я кому-то понадобился?

– Десять минут назад в штаб-квартиру позвонила женщина. Она говорит, что должна вам что-то сказать. Очень важное.

Энтони откинул москитную сетку и встал. Это могла быть телеграмма от Глории, переданная по телефону.

– Просила привести вас. Она снова позвонит в десять часов.

– Хорошо, спасибо. – Он подхватил свою фуражку и секунду спустя уже шел за вестовым в жаркой, почти удушливой темноте. В штабном бараке он отдал честь полусонному дежурному офицеру.

– Садитесь и подождите, – беззаботно предложил лейтенант. – Судя по всему, девушке ужасно не терпится поговорить с вами.

Надежды Энтони рухнули.

– Большое спасибо, сэр. – Когда квакнул телефон, висевший на стене, он уже знал, кто звонит.

– Это Дот, – послышался нетвердый голос. – Я должна увидеться с тобой.

– Дот, я же сказал, что не смогу освободиться еще несколько дней.

– Я должна встретиться с тобой сегодня вечером. Это важно.

– Слишком поздно, – холодно сказал он. – Сейчас десять вечера, а я должен быть в лагере к одиннадцати.

– Ну хорошо, – в этих двух словах было спрессовано столько душевной боли, что Энтони ощутил нечто вроде угрызений совести.

– В чем дело?

– Я хочу попрощаться с тобой.

– Ох, не будь идиоткой! – воскликнул он. Но его настроение улучшилось. Какая удача, если она уедет из города этой ночью! Какой груз упадет с его души! Но он сказал:

– Ты все равно не сможешь уехать до завтра.

Краешком глаза он увидел, что дежурный офицер ночной смены озадаченно рассматривает его. Следующие слова Дот заставили его вздрогнуть.

– Я не говорила, что собираюсь уехать.

Энтони крепко стиснул трубку. Ему вдруг стало холодно, как будто жара покинула его тело.

– Что?

В ответ прозвучало несколько слов, произнесенных неистовым, прерывающимся голосом:

– Прощай… ох, прощай!

Щелк! Она повесила трубку. Издав нечто среднее между вздохом и всхлипом, Энтони торопливо вышел из барака. Снаружи, под звездами, мерцавшими, словно серебристая мишура, над кронами маленькой рощи, он замер неподвижно, не зная, что делать. Означало ли это, что она собирается покончить с собой… ох, маленькая дура! Его переполняла горькая ненависть к ней. В этой развязке он оказался не в силах понять, что сам послужил причиной этой путаницы, этого сумасбродства, отвратительной смеси тревоги и страданий.