Великий государь

— Спасибо, отче. Да хранит тебя Господь Бог, а я помогу ему в том, — тихо произнёс Филарет. Он ещё разлил по кубкам вина, и два священнослужителя выпили, поговорили о церковных делах, на том и расстались.

Проводив отца Анатолия, Филарет долго пребывал в размышлениях. И пришёл к выводу, что Мария Хлопова была испорчена умышленно. И порчу ей нанёс Михаил Салтыков. Да было пока неведомо патриарху, с какой целью вершилось злодеяние. Позже и это удалось узнать. Князь Михаил Салтыков прочил в царские невесты племянницу Анну, дочь своей сестры, в замужестве Челядниной.

Стояла середина августа. Россияне только что отпраздновали Успение Пресвятой Богородицы да с её помощью убрали с полей обильный урожай. Лето порадовало земледельцев. И там, где они хорошо потрудились, было что свезти в овины, положить в закрома, в каморы и погреба. Филарет всё это знал доподлинно, потому как вести с церковных и монастырских земель поступали к нему ежедневно. Но отложив заботы и помыслы о хлебе насущном, патриарх отправился в царский дворец, дабы просветить сына о многих упущениях в державных делах и подумать вместе о том, как исправить их.

Царь Михаил встретил родимого батюшку с радостью. Да увидев, что Филарет чем-то озабочен, с обеспокоенностью спросил:

— Чем опечален, родимый батюшка?

— С тем и пришёл, сын мой, чтобы поведать. И разговор у нас с тобой будет долгий.

— Готов тебя слушать с усердием. Идём в трапезную, поставим сыты и мальвазии, ты всё и расскажешь...

Как сели к столу, Филарет ни к чему не притронулся и начал трудный для себя разговор.

— Мыслю я, сын мой, государь, не в ущерб твоей воле и самодержавной власти, встать в делах государевых рядом с тобой, — начал Филарет. — Вижу я, что державные мужи погрязли в мшеломстве и меньше всего пекутся о пользе державы. Потому России не воспрянуть.

— Истинно говоришь, батюшка. Ведаю, что матушка бьётся как рыба об лёд, а проку мало: душат её корыстолюбцы.

— Хорошо, что ты, сын мой, понимаешь о тщетности матушкиного радения. И потому дадим ей волю уйти от державных забот. Дадим ей отдых от трудов многих. — Филарет искал такие слова, так выражал свои мысли, чтобы у Михаила не возникло подозрения в том, что он надумал подвергнуть гонению его мать. Да и сам Филарет не желал её ни в чём обидеть. Их разлучили недобрые люди, и для него Марфа оставалась супругой Ксенией, которую он когда-то любил. — Ежели пожелает, пусть женские обители возьмёт под попечительство, — продолжал Филарет.

— Сия мысль благая, батюшка, — согласился Михаил. — А ежели пожелает, то пусть при мне живёт бесхлопотно.

— Да и я готов взять её в палаты, то-то будет домохозяйкой пригожей. Да уж как-нибудь мы с нею поладим. Суть в другом, сын мой, матушка нас поймёт Ан иншее меня тревожит Ежели мы не мешкая не удалим от державных дел многих мужей, проку ни в чём не достигнем. Думаю я, сын мой, что в государственном устройстве нет места людям близким по родству и свойству и одержимым корыстью. Ноне близ трона одни корыстолюбцы. Все эти Лыковы, Морозовы, Сицкие, а больше всего Салтыковы, словно ночные тати вольничают в державных управах, над коими стоят. И тобою вертят, как хотят. Вот ты мыслил выбрать себе семеюшку-царицу. И выбрал, и, как сам сказывал, она достойна была царского венца. А кто лишил тебя радости, кто лишил матушки будущих твоих сыновей?

— Не ведаю сего. Да говорили мне, что она больна и не могла служить радостям государя.

— В обман ты введён, сын мой. Злые происки погубили Марию Ивановну. Михайло Салтыков тому зачинщик. Он был головою заговора против Хлоповых, а потому и против тебя. И сие государственное дело оставлять без осуждения нельзя.

— Что же делать теперь? Я же подкрестную запись сделал: не казнить вельмож.

— Ты и не будешь ни судить, ни казнить. Тут дело не статочное, сын мой, и потому от тебя пока жду повеления учинить розыск. И если розыск откроет их вину, судить их праведным судом.

— А как же быть с Марией Ивановной? Ведь она в сибирский Тобольск сослана, в оскудение суровое.

— Участь Марии нужно исправить. Пусть она вольно едет с отцом и матушкой в Нижний Новгород к родичам. Там и пребывает.

— А в Москву, мыслишь, нельзя ей? — питая добрые чувства к бывшей не весте, спросил Михаил.

— Не знаю, сын мой, как и сказать. Время покажет, — уклончиво ответил Филарет — Нам пока нужно порядок в державе наводить.

— И то верно, — согласился царь. И попросил отца: — Теперь же, батюшка, успокой меня, как матушка приняла волю синклита духовного об исправлении судьбы Дионисия?

— Она согласилась с иерархами и архиереями.

— Но в дни суда они были согласны с нею, — удивился Михаил.

— Охо-хо, — вздохнул Филарет. — Верно заметил, царь-батюшка. Токмо кто же тогда мог возразить государыне, окружённой пронырами? Теперь же богословы восстановили истину. Исправляя молитву о водосвятии, Дионисий не допустил греха, но убрал нелепицу, кою внёс сочинитель. Я вот тоже написал молитву, будучи в заточении, а вины не наложу ни на кого, ежели исправят что в ней разумно.

— Ты верно мыслишь, батюшка.