Великий государь

Когда на возвышении в центре Девичьего поля появились бояре, князья, дворяне, священнослужители и князь Василий Голицын при общей тишине прочитал договор с польской державой о том, что россияне зовут на престол королевича Владислава, народ встретил это полным молчанием. Но вот князь Голицын прочитал особые условия:

— Мы заявляем, что прежде чем вступить в царствование, королевич Владислав должен исполнить нашу волю и принять русскую православную веру, креститься по нашему обычаю. Без оного ему не быть царём.

И над полем впервые прокатился гул одобрения.

— Мы требуем, чтобы все польские войска покинули русские земли, — нёс слово россиянам князь Голицын.

И только теперь россияне вышли из состояния равнодушия, над полем стоял неумолчный гул, прорывались выкрики: «Долой ляхов!»

Но в этот день никто в России ещё не ведал о коварных замыслах польского короля Сигизмунда. А Жигмонду, как его нарекли россияне, уже самому захотелось немедленно овладеть троном и побыть в роли государя великой державы. Всё это россияне узнают потом, а пока смирились с волею вельмож и присягнули на верность будущему царю Владиславу.

Странно, однако. Филарет не испытывал от всего, что увидел и услышал, никакого волнения. Он больше взирал на чистое небо и молился Всевышнему, просил его не допустить на престол России чуждого духу россиян царя.

Через несколько дней в Москву съехались выборные от многих областей державы. Всех их пригласили в Успенский собор. Туда же позвали Филарета.

Сошлись, чтобы утвердить волю народа. Митрополит был свободен от какого-либо угнетения духа. И причиной его спокойствия было предсказание ясновидицы Катерины. Он верил ей без сомнений. А она сказала, что вся суета вокруг Владислава — напрасная маята. Видела она на престоле России лик юного россиянина.

И потому стоя в огромной толпе, заполонившей Успенский собор, Филарет думал и беспокоился не о том, что вершилось в соборе, а о своём сыне Михаиле, как он там пребывает в тайных местах Костромской земли.

Но вот в Успенском соборе началось то главное событие, ради которого собрались выборные от всей земли. На амвоне, в торжественном одеянии появился патриарх Гермоген, и наступила тишина. На клиросах тихо запели певчие. И сам патриарх прочитал благодарственную молитву. Выглядел Гермоген усталым, словно долгое время пребывал в тяжёлом борении, да так оно и было. Голос его, обычно мощный, звучал вяло и тонко. После молитвословия Гермоген вдохнул в себя новые силы и начал говорить чётко, громко, выделяя каждое слово.

— Братья во Христе, православные россияне, церковь наша готова надеть венец на избираемого вами королевича Владислава, ежели он отречётся от католичества и примет православную веру. Посему благословляю вас на посольский поход в польскую землю. Да скажете королю Жигмонду, чтобы отпустил своего сына в Москву и наказал принять нашу веру. Идите, люди, от всей земли русской, но не посрамите её!

Этот наказ россиянам прозвучал строго и убедительно. И голос Гермогена был полон властной силы. Высказав будущим послам всё, что должно им совершить, благословил:

— Во имя Отца и Сына и Святого Духа! Аминь!

И снова на клиросе послышалось пение. В него включились певчие в самом храме, и оно звучало мощно, торжественно, словно гимн.

Глава девятая Великое посольство

Пока россияне ждали нового царя, патриарх Гермоген волею Господа Бога собрал всех именитых бояр, князей, дьяков, кои заседали в Боярской думе, и приговорил им избрать из своего круга правительство из семи мужей. И такое правительство родилось, и россияне назвали его Семибоярщиной. Рьяно взялось правительство за дело. И первым деянием Семибоярщины были сборы посольства к королю Сигизмунду. Правители торопились. Особо настаивали на скорой отправке послов князья Фёдор Мстиславский и Иван Воротынский. Но проявляли они не свою волю, а действовали по команде гетмана Жолкевского, который тайно прислал в Москву своих людей. Однако полного согласия у Семибоярщины не было. Член правительства князь Иван Романов доказывал на заседании в Грановитой палате:

— Нет нужды в послах. Жигмонд не отдаст нам своего сына. Да нам он и ни к чему. Москву нужно уберечь от поляков, кои подбираются к ней. Вон гетман Жолкевский уже в селе Хорошеве сидит. В семи верстах. Эко!

Фёдор Мстиславский никогда не питал добрых чувств к Ивану Романову: молод, настырен. И потому Мстиславский урезонивал его круто. И глухой трубный голос его наполнял Грановитую палату:

— Ты, князь, молод чинить нам помехи. Мы выполняем волю патриарха. Потому говорю: посольству быть и оно пойдёт. Твоя же супротивность нам ведома, и не желай себе худа!

Той порой дьяки Посольского приказа, под присмотром князей Андрея Голицына и Бориса Лыкова, составили списки тех, кому идти под Смоленск.

И первыми в этом списке значились митрополит Филарет, князь Василий Голицын и боярин Захар Ляпунов. А далее за этими именами значились в списках ещё 1242 мужа разных сословий, представляющие почти все области России.