Однако не всё гладко шло на избирательном соборе в Грановитой палате Кремля, куда сошлись не только выборные. Сторонники князя Фёдора Мстиславского и князя Ивана Куракина да думного дьяка Грамотина заявили, что у России есть царь Владислав, коему москвитяне целовали крест. Были и такие, кто кричал, что выборные слепо идут за Филаретом Романовым, который управлял ими из своего пленения. И тогда князь Фёдор Шереметев принёс в Грановитую письмо Филарета, в котором тот советовал выбрать царём кого-нибудь из бояр, не запятнавшего чести. Но совету Филарета не вняли. Ведь такой царь мог быть свидетелем их прегрешений во время смуты. Помнили они, что государи с чистой совестью и двор подбирают из себе подобных. По этой причине московским вельможам было сподручнее поднять на трон личность незначительную, дабы управлять ею. И потому избрание юного Михаила Романова их вполне устраивало. Но шли дни, а избирательный собор никак не мог прийти к единому согласию. Противники рода Романовых и каверзы строили, и супротивничали, и дотошность во всём проявляли. В один из дней они потребовали грамоту, подтверждающую, что в роду Романовых есть представители, кои были в родстве с царями. И тогда митрополит Крутицкий Ефрем, местоблюститель патриаршего престола, сказал:
— Сие утверждение есть. Мы дадим на обозрение выборных грамоту о родовом дереве Романовых.
Накануне этого дня к викарию Ефрему приходил учёный муж, галицкий дворянин, и показал лист с генеалогическими выписками.
— Владыко святейший, — начал учёный муж, — сей лист показывает родство юного князя Михаила Романова с царём Фёдором.
Но когда митрополит Ефрем огласил документ, в Грановитой палате возник невообразимый гвалт. Сторонники князя Мстиславского драли глотки, отрицая родство Михаила и Фёдора.
— Кто тебе сочинил сию грамоту? — подойдя к Ефрему, крикнул-спросил князь Иван Куракин.
— Сия грамота — плод трудов учёного галичанина, — ответил Ефрем.
— Долой лжесвидетеля! Долой! — закричали в палате.
— Говорю всем, — продолжал князь Куракин, — родство князя Фёдора Мстиславского с царями ведомо всем, и оно выше романовского.
— Ты поезжай в вотчину к князю Фёдору да соборуй его. На ладан дышит твой князь, куда ему в цари! — возгласил князь Черкасский.
И трудно было угадать ход событий, потому как вельможи кулаки в ход пустили. «Да я тебе покажу «ладан», сам на него дышать почнёшь!» — кричал князь Куракин. Но в сей миг в палату влетел припоздавший выборный от донских казаков атаман Черемнов. Он высоко поднимал лист и размахивал им. Встав рядом с митрополитом Ефремом, возгласил:
— Я буду свидетелем родства сына Фёдора Романова Михаила с царями! Вот грамота!
— Атаман Черемнов, откуда ты ко времени возник?! — обрадовался князь Дмитрий Пожарский, который помнил его со дней изгнания ляхов.
— Княже, я есть выборный от Дона! А в руке у меня грамота, коя говорит о кровном родстве Романовых с царями. Тут от князя Андрея Кобылы всё расписано! — потрясая грамотой, кричал Черемнов.
Фёдор Шереметев взял обе грамоты и сличил их.
— Всё истинно в них. Нет подделок, — заявил он. — Смотрите, сведые в грамоте!
Однако противники Михаила Романова не сдавались. Князь Иван Куракин потребовал:
— Хочу видеть княжича Михаила! Потому как, может он не способен на троне сидеть! Пусть он явится пред нами, и мы оценим его.
Последнее слово, однако, оказалось за князем Шереметевым.
— Князя Михаила вы все видели, потому говорю: вольно мы поговорили, и не вижу инших причин тянуть с избранием Михаила Романова на царствие. Сам же он не может предстать пред высочайшим собором, потому как исполняет наш совет, пребывает в тайных местах и в бережении от татей, покушающихся на его жизнь. Скажете своё слово об избрании, и явится сей юный муж. Решайте же: быть или не быть царём Михаилу Романову!
В Грановитой палате на сей раз не возникло гвалта, выборные теребили бороды, чесали затылки, понимая, что нет у них причин волокитить, потому как природный царь налицо. И в этой тишине засновали среди выборных приказные дьяки, раздавая по спискам каждому выборному четвертушки бумаги. Им же оставалось одно: написать своё особое мнение, быть или не быть царём Михаилу Романову.
К вечеру, когда разложили на столах четвертушки, на всех двести семидесяти семи значилось одно слово — «быть». Так, за неделю до Масленицы 1613 года Михаил Романов был избран царём Российской державы. А на Масленицу, 21 февраля, в Прощёное воскресенье, чуть свет, заблаговестили по всей Москве колокола, собирая москвитян на большой совет. Земский совет приговорил объявить в этот день россиянам о том, что кончилось плачевное сиротство России и им дано право сказать своё слово, желают ли они себе в цари юного князя Михаила Романова.