Великий канцлер

Главари мятежа рассчитывали, что русские, испугавшись их решительности и не желая проливать кровь, сами очистят для них город, так что останется только прийти и владеть брошенной на произвол судьбы страной. И вот ведь он, Великокняжеский дворец – от Сенатской площади до него, что называется, рукой подать. Стоит двинуться на него толпой, сминая реденькую цепочку матросов (которые, конечно же, не посмеют применить свое оружие) – и тогда у свергнутого русского царя не останется иного выхода, кроме как бежать или погибнуть. Но применять силу рано; быть может, все еще обойдется и без крови… Так что пока только кое-где финские мальчишки из подворотен без всякой команды обкидывали ненавистных рюсся камнями, а старшие патрульных команд отгоняют хулиганов револьверными выстрелами. Так появились первые жертвы мятежа: на русской стороне – с разбитыми головами, на финской – подстреленные затупленными нагановскими пулями (насмерть и не очень). Но все это были только цветочки, ягодкам, как считали обе стороны, предстояло появиться только наутро.

Эта редкая одиночная стрельба в ночи создавала у наблюдающих за происходящим Николая Второго и членов его семейства ощущение какой-то беспричинной тревоги. А тут еще и близость Сенатской площади со скачущими по ней вдохновленными свободой бабуинами. Стоя у окна своего дворца, Великий князь Финляндский смотрел, как морские пехотинцы сноровисто возводят из мешков с песком укрепления-блокпосты с установленными внутри десантными пушками Барановского и станковыми пулеметами «максим», установленными на раздвижных треногах. Полковник Новиков решил не заморачиваться разработкой колесного станка Соколова для станковых пулеметов, ибо тот станок весит сорок пять килограмм и требует для переноски двух бойцов, тренога же имеет вес в восемнадцать килограмм и переносится одним солдатом. Собственно, для мятежников все эти тонкости были по барабану, ибо попытка штурма дворца мятежной толпой должна была обернуться для них кровавой безумной мясорубкой.

Но все обошлось. Этой ночью мятежники и не собирались штурмовать великокняжеский дворец, ибо «поторапливать» уходящих русских оккупантов они собирались не ранее чем утром… Тем более что основная массовка вечером разошлась по домам, а митинговать у костров на сенатской площади остались только самые стойкие или безумные (по григорианскому календарю было уже двадцать девятое сентября и ночи отличались достаточно низкими температурами). Тем временем у причалов военной базы с пароходов разгружались войска – сойдя на берег, солдаты или собирались в штурмовые колонны, или грузились на миноносцы, чтобы высадиться на побережье Гуммельского залива, в заливе Талэ (в окрестностях сахарного завода) и в заливе Вантаа. После осуществления этих обходных малых десантов Гельсингфорс превратится в огромную мышеловку, куда уже влезла практически вся верхушка радикальной шведско-финской оппозиции.

Что касается выводимых в безопасное место гражданских, то надо сказать, что никакой эвакуации и не планировалось. Этих людей просто убирали из эпицентра грядущего уличного сражения, чтобы не путались под ногами и случайным образом не попадались в наброшенный на город частый бредень. Проведут ночь и утро под защитой гарнизона, а потом вернутся по домам. Поэтому подогнанные к причалам пароходы требовались только для того, чтобы после предварительной сортировки (на главарей и пехоту) погрузить на них соскобленную с города людскую плесень и немедленно отправить ее на каторгу. Любой застигнутый операцией умиротворения в составе мятежной толпы гарантированно обеспечивал себе десять лет физического труда на свежем воздухе и конфискацию всего движимого и недвижимого имущества.

Но все равно, даже несмотря на знание истинной подоплеки происходящих событий, зрелище людей, бредущих в полночь под охраной вооруженных матросов прямо под окнами великокняжеского дворца, на Николая Второго и Аллу Лисовую навевало ощущение какого-то невиданного бедствия, которое скоро предстояло пережить этому городу, да и всему миру. Так спасались бы жители Помпеи, заранее узнав о предстоящем извержении Везувия… Некоторые шли с пустыми руками, прижимая к груди узелок с самым ценным скарбом. Другие тащили в руках саквояжи, чемоданчики и чемоданы внушительных габаритов. Иногда багаж гражданских несли сопровождающие их матросы. Такое бывало в том случае, если чемодановладелец был слишком юн и малосилен, или, наоборот, стар и немощен. Зато важные господа вольны были искать носильщиков на стороне. Тихо плакали и капризничали дети, и так же негромко, проходя под окнами великокняжеского дворца, их утешали закутанные в платки матери.