– А я, господин Одинцов, что бы вы там ни говорили, отказываюсь принимать участие в вашей сатанинской затее. Ишь чего удумали со своей императрицей – частную торговлю задушить! Делайте что хотите, но только без меня! Прощевайте…
После этого купчина встает со стула, гордо разворачивается и выходит из кабинета. Купцы-старообрядцы – они такие, по упрямству способны дать любому барану сто очков вперед. Господин Коншин остается сидеть на месте. Больше чиновник, чем предприниматель, он ждет, как на этот демарш отреагирует канцлер Одинцов. А тот особо никак не реагирует. Пожимает плечами и говорит Коншину:
– Вот, и на старуху бывает проруха. Ошиблись, значит, в человеке. Ну что же, мы это исправим… Надеюсь, вы, Алексей Владимирович, не сбежите от меня, как господин Бугров?
– Да нет, Павел Павлович, – отвечает тот, – я, пожалуй, останусь. Думаю, что с организационной частью вашего предприятия при помощи нескольких клерков я смогу справиться не хуже господина Бугрова. Он, конечно, в этом деле гений, наслышаны, знаете ли, но незаменимым его не назовешь.
– Ну, тогда все хорошо, – говорит Одинцов, – можете считать себя принятым в компанию «Росзерно» на должность генерального директора. Выше вас буду только я, а надо мной – лишь государыня императрица. Она же будет сидеть у вас в Наблюдательном совете и в Правлении как самый крупный акционер. Время не ждет, так что поскорее сдавайте дела у себя в госбанке и приступайте к обязанностям генерального директора, а пока изучите документы…
С этими словами канцлер протянул новоявленному генеральному директору плотную папку с бумагами. Еще одно дело было сделано. Если в нашем прошлом главными спонсорами государственного бюджета были государственные железные дороги и винная монополия, то теперь к ним добавятся доходы от монополии на экспорт хлеба.
[14 августа 1904 года, утро. Владимирская губерния, село Никольское (ныне г. Орехово-Зуево) Морозовская мануфактура, контора, кабинет директора-распорядителя. Мануфактур-советник Савва Тимофеевич Морозов и товарищ Красин.]
Никольская мануфактура располагалась между рекой Клязьма и железнодорожными путями и представляла собой комплекс немного вычурных, но величественных зданий красного кирпича в два-три этажа. Чувствовалась во всем этом такая завуалированная претензия на подражание московскому Кремлю, разве что стены не имели зубцов. Среди этих зданий, в заводоуправлении, в кабинете директора-распорядителя фабрики… Тут надо сделать одно замечание. Официально эту должность занимала матушка означенного Саввы Морозова, Мария Федоровна, которая позволяла строптивому, но талантливому сыну выполнять делегированные ему директорские обязанности. И вот теперь, в связи с назначением на должность министра экономики, Савве Тимофеевичу пришлось изрядно поломать голову, пытаясь сообразить, кого бы назначить директором вместо себя, чтобы при этом не развалить производство. К вопросу требовался серьезный подход. Как бы еще кандидат не оказался бесстыжим выжигой, который будет драть с рабочих по семь шкур. Забывают некоторые управляющие-директора, что персонал на заводах-фабриках – это не двуногий скот, а тоже русские люди.
Одним словом, непросто это! Пока найдешь хорошего во всех смыслах управляющего, семь потов может сойти. А рабочих на Морозовской мануфактуре в селе Никольском ни много ни мало пятнадцать тысяч душ – притом что общее население множества состоящих при мануфактурах рабочих казарм, разбитых на три с половиной тысячи каморок, вдвое больше. На одного проживающего в этих каморках приходится по два с небольшим кубических аршина (1,11 м3) пространства. Если посмотреть с высоты птичьего полета, окажется, что село Никольское только и состоит что из самой фабрики и таких вот казарм. Десять лет назад в тех местах побывал Владимир Ульянов (Ленин) и оставил такие воспоминания: «{