Первый отрезок пути в двадцать пять верст, до станции Павловский Посад, они проделали в экипаже, принадлежавшем семье Морозовых. Там в час дня они сели на проходящий мимо дневной поезд Нижний Новгород-Москва и, проехав около восьмидесяти верст, к четырем часам вечера были на Курском вокзале столицы. Оттуда лихач домчал их в роскошный универсальный магазин «Мюр и Мерелиз», после пожара 1900 года ютившийся в трехэтажном здании доходного дома Хомякова на пересечении Петровки и улицы Кузнецкий мост. Там путешественники могли купить себе все, что необходимо в дороге. Брали самое лучшее. При этом за обоих платил Савва Морозов, ибо это была его миссия, а Красин был всего лишь его помощником. К Брестскому вокзалу столицы они добрались заблаговременно, на часах было около восьми часов вечера. Курьерский поезд Москва – Варшава – Калиш (граница с Германской Империей) отправлялся с Брестского вокзала без десяти минут полночь.
Так уж в Российской империи было заведено, что утром и днем с вокзалов отправлялись поезда для простонародья, в составе которых были зеленые и серые вагоны третьего и четвертого классов – они останавливались на каждой станции, а то и на полустанке; и только иногда к ним прицепляли по одному желтому вагону второго класса – для не очень важных господ, у кого фабрика, лавка или поместье расположены в окрестностях какой-нибудь малозначащей станции, где скорые и курьерские поезда не останавливаются. Зато по вечерам в путь с московских, санкт-петербургских, киевских и иных важных вокзалов империи отправлялись курьерские и скорые поезда, укомплектованные исключительно синими и желтыми вагонами первого и второго классов. И только к скорому поезду Москва-Кишинев с 1896 года прицеплялся вагон третьего класса.
Но к нашему повествованию этот маленький факт не имеет отношения, потому что Савва Морозов и Леонид Красин ехали отнюдь не в Кишинев. В Калише, на границе с Германской империей, им предстояло пересесть в стыковочный поезд и через Прагу и Мюнхен добраться до Цюриха, где на данный момент обитал будущий вождь мирового пролетариата. Предварительная продажа билетов тогда существовала только на Кавказском направлении, а о том, что такое визы, богатые и состоятельные господа и вовсе не подозревали, поэтому Савва Морозов без всяких проблем всего за пятьдесят рублей купил в кассе билеты[12]
в купейный вагон первого класса для себя и своего спутника. Одно купе на двоих – что может быть лучше для партнеров по дальней деловой поездке. Во втором классе, к примеру, купе четырехместные, и у путешественников непременно были бы ненужные попутчики.Приобретя билеты, путешественники с аппетитом отужинали в вокзальном ресторане. Времени до отправления было еще более чем достаточно, поэтому, оказавшись на Брестском вокзале, эти двое больше никуда не спешили; после посещения ресторана они принялись степенно прогуливаться по перрону под застекленным дебаркадером. При этом они, не привлекая внимания расставленных вдоль перрона городовых, а также наблюдающих за пассажирами жандармов железнодорожного линейного отдела, продолжали вполголоса общаться между собой. Эта малозаметность Саввы Морозова и товарища Красина объяснялась тем, что служители порядка обычно не обращают внимания на хорошо одетых состоятельных господ, которые никуда не торопятся и не проявляют признаков нервозности. Вот появился бы на перроне какой-нибудь юноша со взором горящим – и не миновать ему как минимум внимания городового, а есть ли у молодого человека вообще при себе билет. Но такового юноши, как и прочих потенциальных нарушителей порядка, поблизости не наблюдалось, поэтому городовым оставалось только скучать, разглядывая фланирующую по перрону чистую публику, количество которой по мере приближения посадки увеличивалось.
Тем временем обмен мнениями на тему, согласится ли Старик (то есть Ленин) с предложением канцлера Одинцова, не привел к конкретному результату. Владимир Ильич даже в столь молодые годы уже был известен как мастер тактического маневра и одновременно как непримиримый противник существующего царского режима, так что аргументы «про» и «контра» уравновешивали друг друга. Не придя к конкретному выводу из-за наличия слишком большого числа неизвестных переменных, а также чтобы не привлекать к себе ненужного внимания, путешественники прекратили разговоры, договорившись не поднимать этот вопрос до прибытия в Женеву. В конце концов, пойдет ли Старик на сотрудничество с русскими властями, решать только самому Старику. Для себя же лично Савва счел подобный путь выхода из терзавших его нравственных противоречий вполне приемлемым, а Красин, в то время считавшийся примиренцем, не испытывая к этой идее сильного отторжения, продолжал испытывать сомнения… Одним словом, думал он, как Старик скажет, так и будет. Он умный, пусть думает.