– Погодите-погодите, Евгений Петрович… – задумчиво произнес Красин, – это вы имеете в виду не петербургское собрание фабрично-заводских рабочих, организованное господином Зубатовым и врученное для управления некоему попу Гапону?
– Да, – кивнул Мартынов, – это так. Действительно, до последнего времени Георгий Гапон являлся руководителем этого рабочего собрания…
– Тогда я ничего не понимаю, – пожал плечами Красин, – а я тут причем?
– Видите ли, Леонид Борисович, – полковник Мартынов задумчиво покрутил пальцем в воздухе, – мы взяли этого персонажа, когда под корень вырубали эсеровскую боевку. Имя Пинхаса Рутенберга вам о чем-нибудь говорит? То-то же… мерзавец первостатейный. Поп Гапон сдал эсерам свою организацию так же, как сдают комнату временным жильцам, при этом оставаясь на связи с департаментом полиции. Ничтожное, самонадеянное существо, с детства мечтавшее оседлать беса и слетать на нем в Иерусалим. Вы знаете, там, у нас в будущем, имя Гапон стало синонимом Иуды. Только Иуда предал на смерть одного человека, а Гапон обрек на гибель сотни, а может быть, и тысячи доверившихся ему рабочих, подставив их под расстрел…
– Погодите, Евгений Петрович, – не понял Красин, – под какой расстрел, о чем вы говорите?
– Под простой, – хмыкнул Мартынов, – там, в нашем прошлом, девятого января следующего тысяча девятьсот пятого года, священник Георгий Гапон вывел на многотысячную манифестацию членов своего собрания под предлогом подачи царю Николаю народной петиции с экономическими и политическими требованиями, о чем изначально был предупрежден как петербургский градоначальник, так полицейские чины. По замыслу Гапона, царь самолично должен был принять петицию из его рук, при этом его друзья эсеры, намеревавшиеся сопровождать Гапона, собирались застрелить самодержца из своих браунингов. Помимо этого, петиция была составлена в таких выражениях, будто это не петиция, а ультиматум от победившего народа почти свергнутому царю, осажденному в своей последней цитадели. О первом власти были осведомлены от полицейских агентов-провокаторов, а о втором их известил сам Гапон, подав градоначальнику копию сего документа. Поэтому испугавшийся, как писали историки, царь и вовсе уехал из Петербурга, спрятавшись от неприятностей в Царском селе, а столицу наводнили выведенные на улицы войска. Командовать парадом, то есть поддерживать порядок в столице, остался Великий князь Владимир Александрович – гурман, эстет и сноб, презирающий простонародье, недостойное дышать с ним одним воздухом. В результате солдат гарнизона заранее выгнали из теплых казарм на мороз, и они там стояли, переминаясь с ноги на ногу, несколько часов, голодные и промерзшие, проклинающие проклятых мятежников. В результате, когда к вечеру к Дворцовой площади подошли манифестанты и не подчинились требованию разойтись, эти солдаты по команде офицеров без малейших раздумий открыли по народу огонь боевыми патронами. Потом этот день назовут Кровавым воскресеньем и началом первой русской революции. Впрочем, несмотря на большое количество убитых и раненых, Георгий Гапон от пули солдат ускользнул. Мавр сделал свое дело, мавр может уйти… Умер он несколькими годами позже, от рук своих друзей-эсеров, когда им пришлось заметать следы своих связей с департаментом полиции. Достоверно известно, что эсеры устраняли в основном тех высокопоставленных чиновников, которые чем-то мешали заговорщикам – например, отличаясь неумеренной личной преданностью правящему монарху…
Дослушав до этого момента, Красин сначала длинно и грязно выругался, а потом сказал:
– Действительно, если все так и было, то этот ваш Гапон – провокатор и мерзавец, каких еще свет не видывал. Но скажите – зачем все это было нужно революционерам и, самое главное, властям?
Полковник Мартынов, пожав плечами, ответил: