Великий князь

Такая она Русь – зла не помнит, но и правды не забывает. В слове хранили её, в древних книгах, до которых с раннего детства был Игорь большим охотником. Но были и другие охотники. Когда внезапно умер Игорев дед Святослав, сказано было – от вскрытия нарыва, но зналось-то другое: «резали желву⁵, да попали в жилу». Так в одночасье, со смертью князя, разом занялось огнём великое Святославово книгохранилище. Тот же Пётр Ильинич рассказывал Игорю, что, будучи тогда детскым⁶ у Святослава Ярославича, видел, как чужие мечники теснили людей, не допуская их на пожар, потому и разгулялся огонь вволю.

Но что написано пером, того не выжжешь огнём и не вырубишь топором.

Как ни старался Всеволод Ярославич, отец Мономаха, искоренить письменное слово, переиначив его по-новому, как ни преуспевал в том его великий сын, однако неподвластных князьям книг не уменьшалось. И до таких книг был Игорь страстным охотником.

Дядя Давыд, у которого после смерти отца, в зачужье, жили Ольговичи, книг не любил, не шибко благоволя и к грамотности. Однако в черниговских церквах и храмах монастырских хранилось много не только божеских книг, но и мирских, свято оберегаемых от княжеского сыска. С самого раннего малышества были они доступны Игорю, поскольку страсть его к чтению проявилась столь необычайно, что сразу же стала легендой.

Мальчику не было и четырёх лет, когда обнаружилось, что он на храмовых службах не только внимательно слушает молитвы, но знает их все наизусть, даже самые сложные, даже те, кои церковные служители читают по книге. Олег Святославич, поражённый удивительным даром сына, открыл как-то перед ним Евангелие и, указав перстом, велел:

– Чти, сыне!

И мальчик, по-детски припав к книге грудью, без запинки прочёл всю страницу.

– А это? – Олег Святославич только что получил от писцов перебелённую «Ярославову правду».

Игорь с интересом сам раскрыл книгу и, опять же без запинки, громко и красиво стал читать текст.

С тех пор и желанен Игорь каждому книгознатцу в Курске, а потом, по смерти отца, и в Чернигове.

Жили за спиною дяди в тесном тереме всей семьёю, с матерью трое сыновей – Всеволод, Игорь и младший, Святослав. Глеба – погодка Игорева, ещё при жизни отца взяла его сестра, тихая бездетная Предислава. Глеб принял её, как родную мать, а она его – как любимого сына. Души в нём не чаяла. Ни сам Олег Святославич, ни его княгиня не решились разъять эту Богом данную связь.

Дядя Давыд, много старше брата Олега летами, по натуре был человеком весьма послушным, даже угодливым. Старался никому не перечить, а уж перед Киевом выю⁷ всегда держал поклонно, беспрекословно выполняя великокняжескую волю. Но в семье своей – голова, рачительный, даже скуповатый, лишку не давал и родному семени, поэтому родову брата держал в чёрном теле.

Жили Ольговичи с матерью, мало что нуждаясь, получая от князя Давыда более чем скромные кормовые…

2.

Старик пел:

Свычая и обычая были вечи Трояни,

Минула лета Ярославля,

Были скитания Ольговы,

Ольга Святославича.

Будто Олег мечом крамолу коваше

И стрелы по земли сеяше.

Ступает ли во злат стремень

Во граде Тьмуторокани,

Звон тот слышит

Хитрый великий Ярославов

Сын Всеволод,

А Володимир от так и уши

Закладаше на утро

Во Чернигове…

Слушатели зашевелились розно, смешок возник и покатился, ширясь, а кто-то и гыкнул всласть.

Всё понимали люди, сгрудясь вокруг певца, веря ему и поощряя в слове.

Игорь утаённо снял набежавшую слезу, думая своё, но и не теряя песенного лада, каждое слово ловя сердцем.

Сколько лет минуло с тех тяжких скитаний отца, сколько, не считано, враждовали меж собою князья, губя жизнь человеков, сжигая и превращая в прах их домы и нивы, но помнится, хранится в слове правда о времени том.

Не приняли люди землепашенные, мастеровые, плоть от плоти и соль от соли земли подложного навета и, вопреки всей неправде слова властвующих, холят и хранят своё тайное, но правдивое слово.

На что дядя Давыд смотрок, умеет могучую выю свою покаянно склонить и поддакнуть там, где во весь голос следовало бы некнуть, да и тот не сдерживался, с оглядкой ронял с души:

– Да не было того! Лесть одна, и только…

Успокаивал Игоря, зарёванного, с разбитым носом, вконец задразненного княжьей малышнёй.

– Врут они всё… Тятька твой лепший⁸ из князей был.

– Почему врут? – спрашивал. Но дядя уже и волок его прочь, заметно негодуя на себя за сказанное.

Так бывало редко, и было-то всего разок-другой, но запомнилось безответное на всю жизнь…

Старик пел:

Бориса же Вячеславича слава та

на суд приведе.

И на кан⁹ ину, зелену, паполому¹⁰ постла

За обиду Ольгову – храброго

и младого князя.