Великий князь

Не крутой была та напасть на осиротевшую семью, сами бы куряне, своею силою урядились бы с не шибко боевитым Ярославом, сумели бы отстоять отчину за Ольговичом, но набежал стремительно Давыд. Выгнал Ярослава, учинив быстрый разгром. И укорив дружину курскую, что не защитили княжичей с княгиней, с наскока и семью Олегову увёз в Чернигов. Объявил:

– Я обещался брату своему блюсти семью его и Курское княжение…

Был Олег много моложе Давыда, смерти своей не предвидел, умерев внезапно, в расцвете лет – Давыду поверили, что был такой наказ от усопшего.

Если бы не Оселук с Осташем, и вовсе сирыми получились бы Всеволодовы постеги. Усовестили братья черниговского князя, что поскупился на пир сыновцу¹⁸, тряхнули перед ним своей казной. Скоро созвали гостей, и праздник, какой-никакой, получился.

Ожидали, что Давыд после этого введёт по праву Всеволода Ольговича в Курское княжение. Однако о том умолчал Давыд, забрав Всеволода к себе на княжий двор в опеку.

Все это хорошо помнил и понимал Игорь. Раннее взросление его с того самого мгновения, когда закричал на похоронах: «Пошто убили тату!» – вроде бы никто вокруг не замечал. Но сам мальчик с той поры воспринимал мир осмысленно, с недетской прозорливостью и умением по-своему рассудить происходящее в семье. Был Игорь ловок в играх, изворотлив и силён в ссорах, умея противостоять сразу нескольким мальчишкам, задравшимся на него, невзирая на старшинство их, бился на равных, но и доставалось ему больше других. Особенно неукоротен был, когда задевали честь отца, хуля и злословя память о нём. И поскольку в княжьей молоди съезжавшихся к столу дяди Давыда розных и нужных ему влиятельных особ были те, что считали себя вправе облыжно поминать Олега Святославича, битвы такие возникали непрестанно.

И дяде ничего не оставалось, как удалить младших Ольговичей прочь со своего двора.

Меньшему, Святославу, показалось такое обидным, но Игорь считал это своей победой. Жизнь в зачужье была для мальчика горькой, хотя и любил он Чернигов странной, притягательной любовью, совсем так же, как любил этот город Олег Святославич.

Однако настоящим праздником жизни стал отъезд в Степь, на родину матушки.

4.

Веками жила Русь единобожием, медленно и неуклонно близясь к христианству.

Древний Бог – Трой, почитаемый всеми людьми без остатку, носил на себе святую печать троичности в Едином Сущем; а более поздний – Даждьбог, как Единое личностное, вездесущее, дающее жизнь подлунному и звёздному миру, а совсем близкий, исповедуемый землепашенной и пастушьей Русью – Див, и вовсе без каких-либо сопротивлений в сердцах людских воплотился в Единого Бога, Отца Вседержителя.

Вот почему с первых младенческих лет Руси на необъятных её просторах, среди языческих капищ¹⁹, идолов и святых дерев прорастали и тянулись в небо тесовые завершия христианских храмов. Вот почему так доверительно и легко приняла в себя Христову веру Великая Ольга, утвердившая на горах киевских не Перуна, но Святую Софию – Мудрость.

Поэтому и дано было воительному безбожнику, не единожды воздвигавшему и низвергавшему разных богов, прийти, пусть и через соблазн плоти, к единственному, поистине великому подвигу всей своей суетной и греховной жизни, крестить народ во имя Единого Бога, Отца, Вседержителя, Творца неба и земли, видимым же всем и невидимым, и во Единого Господа Исуса Христа, Сына Божия, Единородного, иже от Отца рожденного прежде всех век, и в Духа Святаго…

Но и наученный Божьим промыслом, Владимир совершил это великое деяние отнюдь не по-божески.

– Кто не придёт креститься, тот враг мне!

И хотя Русь самим Всевышним была уже приуготована к святому судьбоносному шагу, не обошёлся князь без меча и крови.

Заходил, заиграл, заплясал меч. Ох ты Сила, Силушка, Сила – с плеч голова, пред одной тобой мы поклонимся!

И крестил Владимир-князь не одною водой, крестил кровью.

Кровью крестилась уже христианская Русь, и что уготовано было ей Богом, вершил, не зная окороту, ещё и сам не узревший Веры властелин.

«Сила на силу», – говорят на Руси.

И воспротивилась вольная пастушья Русь, гонявшая бессчётные табуны коней по окраинным землям, такому крещению, такой меченосной вере, отпряла от плоти земли своей. Ушла глубже в степи, уводя табуны, семьи, унося на себе и домы, и весь зажиток, и все свои свычаи и обычаи. Язык и песни – песь²⁰ свою, своё естье²¹. Так возник средь неизмеримых степей, среди Великого поля ещё один народ, не пожелавший креститься кровью, – дивии половцы – попятившаяся от крещения кровью Русь.

Лихие конники, умные скотоводы, воины сумели найти своё место среди народов, населивших Великое Поле. Не растворились в бродячих ордах, не исчезли с земли. Образовали особую вольницу, скреплённую одной кровью, одним языком и песней. Поставили свои города. Утвердили Волю свою, заключив с кем миром, а с кем и ратным делом договор: они в Поле равные из равных.