Великий князь

Шли неготовыми дорогами, тропами, ведомыми только Петру Ильиничу да малому кругу путезнатцев. Зима споро валила им встречу, крепчая изо дня в день морозами, соря малыми пока ещё снегами. Спешили миновать лесную непроходь, яружную непролазнь, застывшие болотные чаруси¹⁰⁰, все выше и выше забираясь строго на север по великим, вздыбленным в небо покатям¹⁰¹.

Чернолесье становилось все гуще, все темнее и угрюмее. Вовсе исчезли людские поселения, и уже не наносило на путников домовитым запахом дыма, услышав который, резвее идут кони, а ратники охотно затягивают весёлую походную песню.

Реку Свапу пересекали уже по льду; малое время, как по тороке, шли глубоко промёрзшим руслом, вспугивая по берегам тетеревов и куропаток. В неглубоком пока ещё снегу в попутке им пятнели крупные волчьи следы, жёлтые поссати, точно такие же, какими метят свой путь собаки. Тропила близко от берегового уреза совсем недавно рысь, лезла на песчаный свалок росомаха, уходила широким прораном в чёрную табалу¹⁰² лосиная тропа. На неё и поворотил коня Пётр Ильинич.

Леса за Свапой вовсе оттеснили чистую землю, неба не видно. Путь долго шёл круто на взъём, и чем дольше поднимались, тем выше и могучее становились деревья. На водоразделе, где протопь полого легла под ноги, обзорно открылись в синей сквозной дымке красные боры.

Остановив коня, любуясь возникшим внезапно простором, Пётр Ильинич, суживая в пристальном погляде глаза, указал на белую, широко и вольно стелящуюся долину:

– Нерусь-река.

– Не Русь? – переспросил Игорь.

Воевода понял, о чём он.

– Предки наши считали эту реку рубежом своей земли, дале, дескать, уже чужая земля. Ан вон как рассудил Бог – стало быть, и о ней печься русскому человеку.

За Нерусью с незапамятных былинных времён селились вятичи, соседствуя тут с сиверой и кривичами. Два последних рода перемешались между собой, вобрав и пришлых из степей Причерноморья, с берегов Русского моря¹⁰³. Но вятичи всё ещё длили в чистоте род свой по глухим, вовсе диким углам, живя по исконной вере и законам.

Перейти реку Нерусь доныне считалось приходом не куда-либо – в Вятичи.

Принимая в наследство от отца Черниговское княжество, Святослав Ярославич получал по завещанию и земли в Вятичах.

Уже при Ярославе Мудром возникли за Нерусью русские города Карачев, Дедеславль, Неренск, Лопасня, Свирельск… Многие селища и поселения средь дремучих лесов, на берегах прозрачных чистых рек и речушек.

Одно из них, Бодева, раскинулось в верховьях реки Навлы, широко и привольно. Считалось, что сели тут русские люди ещё при Владимире Красно Солнышко, будучи поклонниками старой русской веры.

Многие из тех землепроходцев, не желая от меча принимать новую веру, двинулись далее, к северу, уходя прочь от вторгшегося в Вятичи с крестом и копьём великого воителя Добрыни, на реки Нерету, Протву, Лопасню и даже вовсе недоступную Москову.

При Ярославе Мудром возникшие там городища, сёла и заимки по своей охоте помалу принимали Христову веру, платили исправно дани киевскому князю и сами взимали по договорённости с вятичей.

Мирное вселение в родственную славянскую семью незаметно, но верно лепило особый на Руси народ, помнящий и свято хранящий не токмо своё давнее, но и былое вятичей. Удивительные предания возникали тут, переложенные в слово письменное. Сюда, в лесные схороны, сносила древняя Русь первые книги и летописи, писанные порою на никому уже не ведомом языке прапраславян, на санскрите и пракрите, на греческом, латинянском и многих других, кои жили в мире и кои ведал мудрый русский книгознатец.

Стремление Всеволода Ярославича переиначить подлинную историю Руси, подхваченное и расширенное до всегосударственного размаха Владимиром Мономахом, породило мощное переселение книг на Север, предвосхитившее почти на два века исход русских людей из южных пределов Руси, из Великой Киевской, Владимирской и Галицкой земель.

Бодева встретило походников не враждебно, но с опаской. С последнего посещения селища Олегом Святославичем утекло немало времени. И вот уже не менее как пять лет не платили бодевские дани. Жили в большом достатке, своим хозяйством, хваля Бога, что забыл о них весь сущий мир, общаясь только с себе подобными поселениями, высватывая невест и отдавая своих не только в русские семьи, но и вятичам, что нет-нет, да возникали в сватье из глухих медвежьих углов. Выйти в вятичи, взять от них жениха либо невесту считалось у бодевских делом добрым.

Староста села Бодева, Потка, оказался человеком зело смышлёным, знающим силу и власть слова. В один миг смекнул, что надобно пришлым княжичам (он и Венца отнёс к Олегову роду), и уже не закрывал рта, обсказывая, откуда пошла и что она есть – бодевская земля.