- Шли их лесом. А станут совать палки в колеса, предупреди, что я и князь Ярослав Всеволодович можем возжелать ограбить Никейскую империю или посетить Геную, для осмотра достопримечательностей. После такой победы нас будут опасаться. Ну а в следующем году, когда более-менее все наладим, жду вас всех к себе, в Белую Гору. Порешаем, как жить дальше, снимем возникшие вопросы, сгладим углы. Нам нужно немного пожить в мире, чтобы земля отошла.
К утру Бачман не вернулся. Я начал беспокоиться о друге. Ходил по лагерю, смотрел на продолжавшуюся суету, а все мысли были о нем. Верных помощников и слуг, союзников было много, а друг один. Остановился у братских могил, в которые укладывали тела наших. Смотрел и не видел. Подозвал Андрея. Тот только пожал плечами, не знал, где половец. Отряд у Бачмана большой, его люди, люди эмира и мои помещики. Все опытные бойцы, способные справиться даже с противником, вдвое превосходящим по численности. Но на войне всякое случается. Чёрт!
Объявился партизан после полудня, когда собирались отпевать павших.
- Извини, князь. Нарушил твой приказ. Смотри кого привез. Сам Батый! Надеюсь, простишь? - скалясь в улыбке, спросил он. - Развязать ему пасть? А то ругался всю дорогу, пришлось заткнуть.
- О чем мне с ним говорить? Пусть так будет. Мунке где?
- У него, - кивнул Бачман на кожаный мешок, подвешенный на шею пленника.
Подошёл. Достал. Посмотрел. Отдал слуге.
- Отнеси к остальным.
Обнял друга.
- Засранец. Но молодец. Потери большие?
- Почти нет. Они не сопротивлялись. Удирали, даже не отстреливаясь. Мы шли за ними, резали отстающих. Эх, жаль, ушел Субэдэй!
- Не ушел. Вон его башка валяется.
- Правда?!
Бачман подскочил к кучке голов и нашел ту, которую совсем недавно таскал знаменитый полководец. Смотрел на нее какое-то время, потом плюнул в открытый глаз и бросил на землю.
- Всем спуститься к реке! - велел я построенным на службу войскам. - Этого волоките туда же, да прихватите ядро.
Люди стояли вдоль реки и молча смотрели, как связанного, брыкающегося монгола вывезли на лодке подальше от берега, сунули каменное ядро в мешок на шее и сбросили в воду. Так закончилось монгольское нашествие и не началось монгольское иго.
Глава 10. Смоленск
На подсчет и раздел добычи ушла неделя. День занимались стягиванием обоза, лишенного возниц и волов, в одно место, благо кругом степь. Затем два дня сортировали наваленное в беспорядке на возы добро. Очень много было культовых вещей из золота и серебра. Но это и понятно, сейчас самые богатые - монастыри и церкви. Еще три дня подсчитывали, сколько стоят рулоны тканей, дорогие доспехи, оружие, чаши и кувшины из металлов, пластины сплющенных окладов и мешки с выдранными этих окладов драгоценными камнями и жемчугом, специи и благовония, а также пересчитывали корзины, сундуки, бочки и прочую тару с монетами и слитками из разных стран. Именно эти вещи и были основной добычей, так как занимали мало места и имели наивысшую стоимость. Все остальное, награбленное в Польше и Венгрии, монголы сожрали, выпили, сожгли и изнасиловали на месте. Осматривая трофеи, я задавался вопросом: «А остался ли хотя бы грамм драгметаллов в Восточной Европе»?
Невольников, которых захватили в походе, перед возращением всех перебили, чтобы они не задерживали движения. Батый торопился мстить и карать, подводник херов. И это меня очень опечалило, все же тысячи искусных мастеров из Европы мне бы не помешали. Оставили только несколько сот самых красивых девок, которых непрерывно насиловали всю дорогу до поля боя, снимая напряжение и злобу. В результате сейчас на них страшно было смотреть. Кто не умер, тронулся умом, и я не знал, что теперь с ними делать. Перебить или отпустить на все четыре стороны? Что, впрочем, для несчастных одно и тоже, выжить вряд ли сумеют. Брать под опеку не захотел, меня и так в Путивле несколько тысяч сирот дожидаются. Выручил Бачман, забрав всех ненормальных себе. Пообещал развести по стоянкам родов, где о них позаботятся и не дадут пропасть. Все же отношение к сумасшедшим в степи продолжало оставаться патриархальным, кочевники считали их отмеченными богами. На Руси, кстати, тоже, но там сейчас и своих, таких, полно.
На седьмой день делили трофеи. Дядя получил, монетой и товаром, 500 000 гривен новгородских. После чего задумчиво почесал бороду и заявил:
- Где еще Батый? Дайте двух!
Понять его можно, доход с Новгородской, Псковской земель и Прибалтики оставлял от 40 000 до 50 000 гривен в год. За этот поход он получил, в сумме, как за двенадцать-пятнадцать лет от налогов и поборов. Потеряв при этом меньше людей, чем в одной стычке на границе с Литвой.
Бачману и эмиру отошло по 250 000 новгородок. Часть, в монетах, они взяли с собой, на расходы, остальное попросили присоединить к уже хранившемуся у меня. Им еще предстояло многое свершить, так что таскать с собой все доставшееся богатство было не с руки.