– Есть у меня человек жидовский Данислав Лазутинич, из опытных жидов. Стар и хитер. Я ему помогал дело с Царьградом наладить. Как помогал, так и расстрою. Но он стар и умен, и в отличие от тех, кто мнит себя самым умным и хитрым жидом в Жидовской слободе, все понимает. Так вот, этот старый жид пройдет по моему велению, вроде бы, как тайно посты наши вкруг города и проберется до Киева. Там он Мстиславовичу, потомку того Изи, которого ты князь мордой в грязь тыкал, пожалится на жисть свою тяжкую и позовет родича их Ромку на княжеский стол в Новгороде.
– Ух, ты старый лис, – Андрей аж опешил, – Это ж Киев свой договор нарушит, а Новгород в обход старшего стола защиту у моего вассала будет искать. Это ж кругом обида роду.
– Правильно ты князь все разумеешь, – Микулица, как книжник поставил точки, – Обида роду раз, неучтение старшего стола – два. Иди, проси на не покорных управу по всему миру. Рюриковичи только поддержат, а кто не поддержит, тот и голос не подаст. На нашей стороне Правда и сила. Можем давить на Новгород, да и на Киев. Дело только в нас, кого первого выбрать.
– Все, – Подвел итог Андрей, – Борис, иди, собирай дружину готовься к выступлению на Киев, а Гуляй их до дела доведет.
– А чем тебе наши-то жиды не угодили? – Спросил Борис.
– А твоих жидов никто не трогает? Да и кто, твои? Считай ты у нас теперь Борис Жидославович главный жидозаступник, – В шутку закончил Андрей, – Скачи, времени нет о жидах турусы разводить. Готовь дружины, братьев поднимай. Скоро наш час настанет. Тебе в нем место главное. Помни братья мы все, и ты брат. С Богом!
Все получилось по раскладу общему. Святослав взял Торжок. Вечно боящиеся жиды и сурожане новгородские пошли лизать Андрею. Данислав Лазутич пробрался через все посты. И как же это ему удалось? Прибежал в Киев и уболтал киевский стол. Они только его и ждали, чтобы понять, кто в этом мире шишку держит? Раззадорились киевские князья, коих до поры, до времени не трогал никто, голову подняли и квакнули. Тут и Андрей предъявил свои права на Русь, и на Киев в том числе, как старший в роде.
Киевская родня поперхнулась и с запозданием поняла, что отмолчишься, как в кустах отсидишься. Но они грань уже перешагнули. А за пустые слова отвечать надобно. Какие там Ромки-Романы. Ответ за главным столом. Если ж тебя не трогали – это ж не значит, что забыли. Потому не лезь в чужие дела.
– Двое в драке – третий в сраке. – Четко выразил общую мысль Микулица. когда узнал, что Киев влез в дела Новгорода.
– Пора место недоумкам указать, – Малка, как всегда, была немногословна, – Готовь князь дружины, будем светлый град-Киев в Китеж-град превращать, в призрак, в легенду.
– Изя, – Позвал князь старшего сына, – Пиши, зови брата из Асколонской волости. Пусть поднимает все дружины, выучку пришедшие с ним в Землях Заморских. Моей волей, братьев моих с места срывает. Пригрелись там, по морям и рекам теплым. Пусть к Гундомеру идет, от меня слово соловьиное скажет, он ему дружины даст. А далее путь ему к Царьграду, там Мануил подсобит. Но главное, кровь из носу, пусть хоть из небесных колесниц своих воинов высаживает, но Киев мне к мартовским идам чтоб взяли, сроку им три дня. Я сам его за три дня брал. И еще, пока они там телок рожают. Возьми Бориса. Пусть он дружины свои собирает. У него одна задача – я ему ее сам объясню. Иди, помни, ты не сделаешь, сам сделаю.
Андрей сел писать письма: Мануилу повнуку своему Мономахову, Фридриху Рыжему – соправителю своему по Великой Империи, Луке Хризаверту – Патриарху Цареградскому и Великим Магистрам в Иерусалим. Кириллу Туровскому и Черному Игумену. Знал он, что все просят, мол, пора заканчивать на Руси. Ойкумена просит жесткой руки. Не мог он через себя перешагнуть, не мог залить кровью родные леса и поля. Хотя в душе понимал. Нет счастья без большой крови. Пусть десять невинных погибнут, но государева власть укрепится. Кто прав? Кто не прав? Устал он, пусть Заступница рассудит.
– Когда надо будет рассужу. Отмолю, Отогрею! Жди, когда все поклонятся! – Был ответ от Святой иконы.
– Не коварный удар готовлю. Вопля о защите жду! – Ответствовал Андрей.
Малка опять вышла на берег реки.
– Устала я мать Артемида! Продыху бы мне, – Она кинула в реку венок.