Читаем Великий князь всея Святой земли полностью

– Земной поклон вам объединители, богатыри, богоборцы земли обетованной. Святая Земля вам в пояс кланяется и зовет вас на новые дела – Богоугодные. Привели под руку чванливый Киев. Гнездо усобиц и крамолы. Не поднять ему головы более. Честь вам и хвала! И моя благодарность безмерная. Пора и хитрованному Новгороду укорот дать! Раздавить паука кровь сосущего!

«Зло неверстие в них вкоренилось. До которых пор Богу терпеть над ними? Вот и навел он наказание на них рукою благоверного князя Андрея».

Никоновский список.


Князю донесли. Гонцы с двинских земель челом бьют и плачутся. Новгородцы, ошалевши от безнаказанности, суздальских мытарей побили и с Двинцев дань собрали. А так, как у жидов удержу всегда нет, то они по разбегу и с суздальцев, там торговлю ведущих, тоже дань сорвали, да по бахвальству своему еще и двойную. Мол, видали мы вашего Великого князя…

Андрей с ходу дружины, Киев бравшие, и потому победой пьяные и в силы свои верившие, как в чудо Божее, развернул на Новгород. Во главе их поставил Бориса, не забыв пошутить.

– Ты ж у нас Жидиславович. Кому ж, как не тебе, жидам укорот дать. Глядишь, их под твоим началом вдвое меньше порубят и пограбят. А они тебе за это молиться будут в церквах своих домовых.

В соборах Новгорода заплакали иконы Богородицы, предрекая им беду неминучую. Но кто ж чтит Заступницу, если у каждого за ларем с деньгами свой бог упрятан. Каждый в своем углу в тихую молится, тому, кто ему соседей и товарищей обсчитать, объегорить помогает. Какая тут Богородица, заступница бедных и убогих, когда сам не беден и не убог. Свой Бог он ближе, чем праматерь босоногих, да беспартошных. Господин Великий Новгород слезам Богородицы не внял. Напрасно не внял. Дружины Бориса обложили город умело, как медведя в берлоге. Те заперлись, запасы подсчитали, про Киев, как того три дня грабили, вспомнили, и порешили промеж себя.

– На дворе осень поздняя. Стены, башни, крепки. Ворота на запоре. Припасов хватит. Не хватит – купецкие лабазы отопрем. Выстоим. Им там за стенами жрать нечего. На дворе то мороз, то слякоть. Постоят, постоят и уйдут. Не впервой.

– Выдюжим, – Подвел итог вечевому сбору посадник Якун, – Нехай стоят. На штурм не пойдут. Видано ли дело в мороз, в слякоть осеннюю, стены льдом покрытые штурмовать. Знамо дело постоят и уйдут.

Однако ошибся Якун. Борис бросил дружины на штурм. И на третий день всем было ясно, что Новгород больше, чем Киев держался, не продержится.

Ночью у архиепископа новгородского Ильи собрались самые близкие доверенные люди.

– Надоть к волхвам старым идти. Нести им добра не меряно. Они заговоры и всякия снадобья знают, что можно тайно в жратву этой ораве подмешать.

– Волхвам кланяться! Никогда! – Илья встал.

– Сядь ты, продажный поп, то же мне громовержец, – Одернул его Якун, – На жидовские, да варяжские деньги живешь. Не знамо каким Богам молишься, а туда же … Никогда! Посылай служку за колдунами, чародеями. Я своих чернокнижников из полабских земель, из Ханзы приглашу.

После прихода всех. Разговор пошел в одну сторону.

– Следующего дня нам не вынести. К вечеру они точно в городе будут. Нас пограбят, порубят, но и вас по головке гладить не будут. Андрей старых Богов не жалует, – Повел разговор Илья.

– Это ты не жалуешь, и твоя братия торговая. Это ваши Буслайки, да Садки через капища прыгают и идолов по реке плавать пускают, – Сурово ответил старый, белый, как лунь, волхв, – Нашей подмоги вам нет! Андрей старых Богов чтит и Деву Ариев лелеет. Сами с ним вопросы свои решайте, – Он и его волхвы направились к двери, – И нам дорогу заступать не моги! А то мы тебе Перунову грозу вмиг устроим!

– Да и катитесь, – В спину им бросил Илья, – А вы купецкие чародеи, – Он повернулся к чернокнижникам от Жидовских ворот, – То же в сторонке постоите? Вам спокою от дружин владимирских не будет.

– Ладно, монах, – Зыркнул на него согбенный старик, – Научим мы вас, как мор на войско противное навести. Но то вам дорого стоить будет.

– Не в цене дело, – Быстро бросил Якун.

– Хорошо, о цене столкуемся. Но вы должны от нас глаз отвести. Ты монах возьмешь икону Богородицы, более всех Андреем почитаемую, и по стенам с ней попрыгаешь у всех на виду. Повопишь, мол, Заступница с нами, и так далее. Чего тебя учить. Сам пыль в глаза пускать умеешь. Видели. Знаем. Врать ты горазд и без наших уроков. Мы ж вам дадим зелье вредное. Ваши людишки, или подкупите кого, его в котлы войсковые покидают, и завтра помрак нападет на дружины супостатов, а потом мор.

– Тогда выйдем все, и побьем их. А более того, в полон захватим, еще и прибыток будет, – Радостно потер руки Якун.

– Тьфу ты, – Плюнул на пол чернокнижник, – Погубит вас ваша жадность и корысть безмерная. И вас погубит и нас. Раскроют нас ворожеи Андреевы и Посвященные Мастера, тогда нам смерть за радость покажется. Но взялся за гуж – не говори, что не дюж. Присылай своих холуев, Якун, с расплатой, получишь товар.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза