Великий князь всея Святой земли

Новгородцы в упоении от победы сначала радовались, потом начали замечать, что хлеб в город больше не поступает. Да и не только хлеб. Встретить теперь на торжищах новгородских богатого гостя или вообще захудалого купчишку стало делом сложным. Даже завялящийся какой волгарь, или грек стали в Новгороде в диковинку и мальчишки бегали на них смотреть, как на чудо дивное. Ни о шелках и бархате скоро заговорил народ, ни о прибыли купеческой, ни о путях торговых, и союзах или гильдиях. О ржи, о пшенице был разговор во всех лабазах и торговых рядах.

Скоро, очень скоро новгородцы поняли, что победы бывают такие, что уж лучше бы поражение. Краюха хлеба на ярмарке шла по две ногаты, ровно столько, сколько они недавно за пленного дружинника владимирского просили. Кадка ржи шла по четыре гривны серебром. Половину рядов узорчатых скупить за ту цену можно было. Так это давать хотели столько, да брать было некому. Не было на торгах хлеба! Не было! И сала не было! И рыбы! Вот она Волга под боком. Но, кто ловил сам, вялил сам, и ел сам. Рыба стала дороже денег. Кора древесная была, но и то вначале, а потом и ее не стало. Хоть рабов забивай и ешь.

Как заведено, новгородцы князя в шею. Спину дугой и на полусогнутых к Андрею. Тот в ответ:

– Ума не приложу, что хотите-то от меня? Свободу вы сами добыли, в бою взяли. Святослав, князь ваш, помре. От горя наверно, што вы его не признали. Вы мне, как телеге пятое колесо, со всем своим гонором, хитростью, лисьим норовом своим. Воля вам нужна? Нате ее – сколь возьмете, что унесете, вся ваша, – И отвернулся от послов.

– Князь, кого захочешь того и давай нам в управители. Хоть брата Святослава – Рюрика, хоть кого. На полной твоей воле.

– А что, Рюрик парень – хоть куда. Разбойник только, да запойный еще, да бабник, ни одной юбки не пропустит, тут же на улице и задерет. Сколь ему говорил, позоришь девок-то, им же после – только в омут. А он в голову не берет. Держу в отдельном селе, даже в город не пускаю. Потому как, прибьют отцы-то. Но раз вы просите, дам. Но я вашу просьбу уважил, так и вы мою уважьте.

– Уважим князь, уважим, – Заюлили послы.

– Ну, раз так, хотел бы я посадников новгородских, тех, кто правит у вас казной всей и торгами, сам ставить.

Послы аж языки проглотили. Все, кончилась вольная жизнь. Посадник он же у кажного кажную копейку знает. От него ж никакую дань не зажилишь. А что скажешь в ответ, у всего вольного города живот к спине прилип. Дети криком изошлись. Старики ноги таскать перестали.

– Конечно, конечно княже, как такую просьбу не уважить. Ставь посадником того, кто тебе люб.

– Ну, вот и сладили все, – Миролюбиво продолжил князь, – Посадником вам посажу Жирослава из старых волхвов, он город знает, да и вы его тоже.

– Хорошо Великий князь, – Послы переглянулись. Жирослав был из волхвов, а с ними шутки были плохи. Обвести их вокруг пальца, ворожеев-то, никому не удавалось.

– Ладно, – Подумали послы, – Мы его выдавим, или вкруг его своих людей поставим. Не один же он по городу бегать будет. На торгах за Правдой смотреть, и суды править.

– А в помощь ему, – Как бы услышав их мысли, продолжил Андрей, – Поставлю я у вас в Новгороде, для защиты вашей, монастырь братьев храмовников, а для помощи им – иереев посажу, мытарей новых, где-нибудь в Жидовской слободе. Кто хочет под рукой государя жить, милости прошу. Мне рабы казны нужны. А вам за городской счет обустроить их всех внутри города. Не благодарите. С кровью любимых чад своих отрываю, но для вас ничего не жаль. Идите не чего у ног ползать. Если смогу, еще чего подкину.

При этих словах послов, как ветром сдуло. Сломал Андрей Великий Новгород. Навсегда сломал. И впервые на торгах поставил мытарей своих и иереев, служек государевых, под охраной братьев храмовников. То второй город был, после Киева, что гнуться не хотел. Так ломали ему хребет об колено жестко и навсегда. Колокол вечевой теперь был в руках Андреевых посадников. Торг в руках Андреевых мытарей. Деньги в руках Андреевых иереев. А сыск и кара в руках братьев храмовников.

Только Микулица не спал ночами. Наконец не выдержал, сел на коня и поскакал к Малке на Нерль.

Он спешился у каменного чуда Покрова. В который раз с удивлением отметил:

– Экое ж чудо вознесли. Прямь из каменья кружевов наплели. И купол, как в Иерусалиме на Храмовой горе.

Заметил хозяйку, стоящую на крыльце терема, и скорым шагом направился к ней.

– Здрава будь, Малка. Хорошеешь, все с годами, и не стареешь ни капельки. Открой секрет, не таись.

– Ты ж ко мне не за эликсиром молодости приехал? Разве не так? Говори, что на душе. А о том, как не старится, то тебе твои Боги откроют.

– Права ты Малка не о том я, конечно. Но все равно от сердца говорю. Хороша ты, как зорька утренняя.

– Ладно, Микулица, в терем зайдешь? Али по-над речкой побродим?

– Давай по лужку побродим, что у омута твоего колдовского. Там, говорят, у тебя русалки живут.