Читаем Великий князь всея Святой земли полностью

В ту же ночь серые тени вылезли и потайного хода под стенами городскими и метнулись к котлам войсковым, под которыми уже плясал огонь, и в которых булькало варево походное. Архиепископ Илья взял в Соборе Спаса икону Богородицы Знамения и крестным ходом пошел по стенам городским. Он вскрикивал, призывал на головы наступавших кары небесные, осенял их иконой и хоругвями. Наевшимся с утра отравы, воям, уже ни икона, ни воеводы были не в указ. Помрак и мор напал на войско. Борис начал отводить тех, кто еще на ногах держался к дальним станам, где еще оставались вои на ногах стоявшие.

Якун не внял словам чернокнижника, видя смятение врага, собрал дружину новгородскую и, выйдя из ворот, бросился грабить обозы воинские и брать в полон тех, кто уже не то, что сопротивляться, идти не мог. Чернокнижник со своими подельщиками собрал свой хабар, набрал из полону мужиков покрепче хабар нести, заплатив за них по две нагаты и зло бросил:

– Жидами были, жидами и останутся, даже на этом приварок себе делают. И покупать некому и некого. Ладно, я от своего яда противоядие знаю. Я их на ноги поставлю сразу. Бог даст, унесем ноги, пока Борис не оправился или пока меня Андреевы чародеи не вычислили. А не унесем, может эти пленники за меня слово замолвят, за то что им жизнь сохранил, – Вот так бурча под нос и выскользнул он со своей ватагой за городские стены и направил путь в славный город Гамбер на берегу сурового Варяжского моря.

И прав был чародей полабский. Горестная весть долетела до Владимира быстро. Андрей вынес спокойно и тотчас же собрал совет.

– Все слышали? Все знают? Что делать будем?

– Чужое чародейство там было, – Микулица озабочено поскреб затылок, – Какое – ясно. Но вот кто его применил? Кто отраву эту варил? Там ведь горсточкой не обойдешься, войско целое травануть надо было. Значит, все подмастерья трудились в поте лица. А что знают двое – знает и свинья. Найдем. Он у меня еще собственные уши жрать будет и благодарить, что чего другое не жрет.

– Зол ты однако, смиренный протопоп, – Удивленно глянул на него Гуляй.

– Зол и опасен, – Подтвердил Микулица, – Один раз спустишь, потом обратно не загонишь. То мое дело. Вы свои решайте.

– Богородицу они специально подставили, что бы слух в народе пустить, что отвернулась она от князя Андрея. То поправим, – Малка была спокойна, спокойствием палача, – За то, что больных в полон взяли, да еще и торг ими устроили, денег им своих теперь по гроб жизни не видать. Они их вместо хлеба в рот совать будут. Да вряд ли насытятся.

– Ты Борис, не маячь перед носом. Сядь. Нет тут твоей вины. Это ворожеи твои прохлопали, – Андрей задумался, – И мы тоже. Посвященные все. Мастера, а прохлопали. Слишком быстро все они решили и сделали. Соберешь теперь все дружины. Благо, что наши знахари отпоили почти всех, кроме тех, что в полон попали. Соберешь всех и перекроешь им воздух везде. Ты ж, Микулица, свою месть пока в дальний карман положи. Мы тебя по этой части трогать не будем, то твое дело. От нас же пошлешь весть людям своим, коли хоть грамм хлебца с западных земель, по северному морю, к Новгороду попадет братья-витальеры нам не братья с того дня. Понял.

– Понял князь. Сам добавлю, если хоть по одной реке лодья к Новгороду пробежит. Сам все Самары и Сороки пожгу. А с набатеями и самаритянами разговор особый будет. Хватит сил объяснить, кто кому служит. Назареи, если Новгороду хлеба дадут, обрею наголо.

– Ух и зол ты сегодня чернец, – Опять не выдержал Гуляй.

– Я им этих двух ногат за душу божью, по гроб их жизни не прощу, – Огрызнулся Микулица.

– Смоленцам и суздальцам приказывать не надо. Их дружины больше всех посекло отравой. Они не то, что хлеба, снега с полей посреди зимы в Новгород не дадут, – Добавил Борис.

– Волгарей предупреди, что если помогут Новгороду, в следующий раз вообще начисто пожгем, – Уточнил Андрей, – Все. Начали. Пусть теперь собственное золото жрут. Близко не походить. Все вылазки карать жестоко. Всех лазутчиков без суда на кол, и под стены. Чародея найти. Микулица сам с ним разберется, но так… чтобы легенды сложили. Что бы от края и до края все поняли, хотят свою веру править, пусть власть чтут. Не будут чтить, очистительным пламенем пройдемся по их верам. За одного все в ответе. Знаю, что волхвы старые из дубрав заволжских помощь в деле этом постыдном оказывать отказались. Прошу тебя Малка, через Велеса ли, через Артемиду-Ярославну, чего удивилась, помню и знаю имя ее волховское, тайное. Через Богов, каких сама знаешь, от нас всех благодарность им поясная и преклонение перед мудростью их.

– Сделаю все князь. И Матери Ярославне, – В синеве ее глаз мелькнули, так давно не сиявшие, хитринки, – Обязательно поклонюсь. Поклонюсь и пожалуюсь, что образом ее хотели чародейство черное прикрыть.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее