Торговые ряды, детские ясли, слева Дом ученых с как бы заштрихованными, как бы не прорисованными верхними этажами. Темные сосны. Значительная тишина. До Ученого совета вполне можно успеть заглянуть к Мишину. Даже обязательно надо заглянуть. Приказ о сокращении штатов уже подписан, аппарат Мишина могут выбросить из института в любой момент.
А может, это и хорошо? – трусливо подумал он, вспомнив слова жены.
Пересекая площадь, кивнул знакомой даме, покупавшей яблоки в торговом ряду.
Совсем недавно, вспомнил, стоял здесь огромный склад… А до этого какая-то коновязь… А сейчас бегут автомобили, размазанные, размытые, как в старом кино… И безостановочно плывут по серому небу серые, как бы не прорисованные облака… В таком вот вечно меняющемся мире надоедает все время бороться за незыблемость мировых законов.
Эта мысль его взволновала.
Долой профессора Мельничука!
Лекции профессора Мельничука неграмотны по форме и неверны по содержанию!
Николай Владимирович свернул к черному входу и по узким полуподвальным коридорам старого лабораторного здания добрался до мощных двойных дверей, лишенных таблички, зато снабженных смотровым глазком.
– Мишин у себя? – спросил он рабочих, почему-то столпившихся у двери.
– У себя, у себя, – послышались недовольные голоса. – Он теперь даже ночует там. И никого к себе не пускает.
– А вы чего собрались?
– Нас послали. Приказ вышел. Приказано вынести аппарат Мишина. Выяснилось, что Мишин лжеученый. Его аппарат не вписан ни в какую тему, а энергии жрет будь здоров!
– Мельничук приказал?
– Он! Он! – зашумели рабочие.
Николай Владимирович сплюнул и определенным образом постучал костяшками пальцев по косяку. «Не открою! Сейчас не открою! – сварливо прокаркал из-за дверей Мишин. – Приходите после обеда, тогда сам все вынесу».
– Да я это! – крикнул Николай Владимирович, и рабочие сразу придвинулись к двери. Но он грозно остановил их и быстро юркнул в приоткрывшуюся дверь.
Мишин потирал руки. Мишин был страшно доволен.
Дьявольская металлическая конструкция, перевитая пестрыми проводами, поднималась под самый потолок. Наверху ее венчало нечто вроде направленной антенны, уставившейся в распахнутое окно. Экраны, выключатели, посеребренные приборные панели. «Видишь, как удачно получилось, – сварливо прокаркал Мишин. – Я колонки упер у сына. Он их до самого вечера не хватится. А если и хватится, то потерпит. В конце концов, музыкальный центр он купил на мои деньги».
– Там за дверью рабочие, – пожалел друга Николай Владимирович. – Может, мы сами вынесем твой аппарат? По крайней мере, ничего не сломаем. Я помогу. Поставишь в сарае на даче, а? Академик Капица тоже несколько лет работал на даче. Мельничуку донесут, он решит, что я все же уговорил тебя кончить дело миром. И даст мне большую лабораторию. А я заберу тебя к себе.
– Заберешь, заберешь…
– Не понимаю, чему ты радуешься?
– А тому, что мы не зависим больше от Мельничука! – торжествующе каркнул Мишин. – Вакуум не может не заполняться флюктуациями. А значит, флюктуируют сами геометрические структуры.
– Ну-ну.
В дверь постучали.
«Надеюсь, не Мельничук», – трусовато подумал Николай Владимирович.
Наверное, о том же подумал и усатый Мишин. «Вот ведь обесточат, сволочи!» – закаркал, полез он к какому-то решетчатому пульту, потянул на себя пластиковую рукоять. «Все услышим, все поймем», – непонятно бубнил он, а на панелях одна за другой вспыхивали разноцветные лампы, оживали экраны осциллографов. Из двух больших колонок, разнесенных под мрачным потолком лаборатории, набирая мощь, понеслись, обгоняя друг друга, странные, трудно идентифицируемые звуки. Или голоса… Невнятные, далекие… Будто из какого-то совсем другого мира…