– Вот-вот! – обрадовался Илья. – И жена Эдика так спросила. А он ответил, что пока что она выглядит и молодой и честной. Получая новый паспорт, не следует афишировать брачный союз. Получив паспорта, объяснил жене Эдик, мы незамедлительно отправимся в Дворец бракосочетаний. А там вместе с новыми заявлениями каждому из нас выдадут по сто рублей компенсации – на приобретение обручальных колец. Обручальные кольца – символ, способствующий укреплению семейных уз. Без них не обходится ни одна свадьба. Вот и получается, что можно в один присест отхватить двести рублей. Вычти по десятке за новые паспорта, игра стоит свеч, правда?
В тот вечер Илья рассказал мне много интересного.
Он перечислил мне документы, позволившие Эдику Пугаеву за короткий срок покорить столицу Сибири: диплом пединститута (похоже, настоящий); справки о преподавании в различных школах (похоже, липовые); сберкнижка с неплохой суммой, собранной на разных шабашных работах. В столице Сибири, где он купил домик в частном секторе, он занялся делом выгодным по тем временам – перепродажей пользующихся спросом книг. Черный рынок сразу оценил мертвую хватку новоявленного культуртрегера. Кстати, тогда-то Эдик узнал впервые, что один из двух знаменитых писателей Ковровых – его бывший кореш. Это послужило хорошей причиной отправиться в круиз по Средиземноморью, поскольку писатели тоже планировали такую поездку. Прикидывая выгоды путешествия со знаменитостями, Эдик оформил нужные документы. Он всем сердцем чуял, что затраты на поездку окупятся. «Заполняя анкету, – возмущался Илья, – на вопрос: «Какими языками владеете?» Эдик ответил кратко, но выразительно: «Не ка кими!» И первые два дня не выходил из каюты, боясь, что я сбегу с корабля, увидев его на борту. В газетах тогда много писали о книгах моих и новгородца, вышедших в Греции и в Турции. Мы не могли отказаться от поездки».
– Но чем тебе помешал Эдик?
Илья округлил глаза:
– Они подружились!
– Кто они?
– Эдик и мой новгородский коллега.
– Да, такая дружба выглядит несколько странно.
– Ничего странного. Ковров (новгородский) – лентяй. Он феноменальный лентяй. Он лентяй от рождения. Он редко сходил на берег и все пресс-конференции предпочитал проводить на судне. Лежал в шезлонге, посасывал трубку, а за новостями туда и сюда летал для него Эдик. Представляю, – раздраженно хмыкнул Илья, – как будет выглядеть герой его новой книги!
– Ты думаешь, он пишет про Эдика?
– Зачем думать? Я знаю.
Я усмехнулся. Я до рези в глазах вдруг увидел бесконечную, невероятную голубизну Эгейского моря – стаи несущихся сквозь брызги летучих рыб, палящий жар сумасшедшего солнца, а на голубом горизонте неторопливо сменяющие друг друга флаги грузовых и пассажирских судов. Я отчетливо разглядел сквозь дымку морских пространств худенькую фигурку моего друга, увидел его гуляющим по тенистой эспланаде, где бородатые художники набрасывали цветными мелками моментальные портреты прохожих. И так же отчетливо увидел новгородца, благодушно погруженного в очередной бедекер – его любимое чтение. Он специально разложил шезлонг рядом с компанией спокойных ребят из Верхоянска или из Оймякона, короче, с полюса холода. Они дорвались наконец до моря и Солнца. Они ловили кайф. Они расписывали бесконечную, начатую еще в Одессе, пульку. Только изредка поднимали они свои волевые бритые головы: «А что это там за город?» – «А это Афины», – лениво отвечал им Ковров (новгородский). – «А ничего город, не мелкий», – одобряли ребята с полюса холода, возвращаясь к игре. «А сейчас это что за город?» – спрашивали они позже. – «Это Стамбул». – «Ничего. Тоже крупный»
Это сближает.
Время на корабле писатели действительно проводили по-разному.
Как уже говорилось, новгородец предпочитал шезлонг. Тучный и загорелый, он листал бедекеры, которыми запасся на весь путь, и подробно пояснял ребятам с полюса холода меняющиеся пейзажи. А моего друга можно было видеть и в машинном отделении, и на капитанском мостике, и в шлюпке, отваливающей к берегу. Линдос… Ираклион… Кносс… Фест… Всегда рядом с Ильей Ковровым (новосибирским) крутился щербатый пузатенький человечек в бейсбольном кепи и с кожаной сумкой через плечо.
Эдик был тенью Ильи. А тень, она нас знает.