Великий Краббен (сборник)

Зато каждый удачный выстрел приносил Эдику (в отличие от наших жалких волосяных петель) столько птиц, что Эдик мог даже приторговывать добычей, ибо уже тогда вполне самостоятельно дошел до известной истины, высказанной Платоном: человек любит не жизнь, человек любит хорошую жизнь.

Для нас с Ильей, людей без ружья, хорошая жизнь ассоциировалась с книгами. У местного грамотея кузнеца дяди Харитона я выкопал «Историю элементарной математики», написанную Кеджори, и книжку, автор которой остался мне неизвестен, поскольку обложка и титул были давно утрачены. Впрочем, название я помню. «Как постепенно дошли люди до настоящей математики». Не знаю, где добыл дядя Харитон эти бесполезные для него книги, но если говорить о некоей причинности, то именно они в немалой степени вывели меня в будущем на проблему MB.

А Илья в те годы обожал Брема.

И оба мы отдавали должное ружью Эдика.

Шестнадцатый калибр – не шутка. В ствол входили три наших тощих перста, вот какой ствол. Один выстрел – и птиц хватало на целый обед! Тем более что стрелять Эдик умел.

Вот, скажем, появилась у Ильи новая кепка.

Конечно, это сразу раздражало щербатого Эдика.

Он не терпел никаких чужих вещей, тем более новых.

Презрительно кривя губы, он советовал Илье вывозить кепку в грязи. Новая вещь, пояснил он, сковывает человека. Если, скажем, он или я провалимся в трясину, новая кепка Ильи может нас погубить. Ведь прежде чем броситься нам на помощь, Илья запаникует, начнет срывать с головы новую кепку, вешать ее на сучок дерева, а значит, потеряет драгоценные секунды. «Слышь, Илюха, – презрительно добавил Эдик, играя латунной гильзой. – Давай на спор. Ты бросаешь свою кепку в воздух, а я стреляю. Если попаду, ничего с твоей кепкой не сделается – дробь у меня мелкая. А если промажу, вся сегодняшняя добыча твоя».

Предложение выглядело заманчиво.

По знаку Эдика Илья запустил кепку как можно выше.

Планируя и крутясь, она пошла к земле и тогда Эдик выстрелил.

К ногам Ильи упал козырек, украшенный по ободку опаленными лохмотьями.

«Кучно бьет», – сказал я, стараясь не смотреть на Илью.

А Эдик сплюнул: «Не дрейфь. Замажешь дыру чернилами».

Спрятав в карман то, что осталось от новой кепки, Илья молча зашагал к болоту. Он изо всех сил хотел показать, что спор был честный и никакой обиды он в сердце не затаил. Но кажется мне почему-то, что именно в тот день Илья впервые осознал, какую страшную опасность несет обшарпанное ружье Эдика всему живому. «Я отказываюсь от охоты, – в тот же день заявил он. – Раз и навсегда». – «Да почему?» – удивился я. – «Да потому, что скоро мы съедим всех наших куличков и на свете не останется ни одного». – «Тоже мне! – презрительно фыркнул Эдик. – Этих куличков у нас как мошкары». – «Бизонов в Северной Америке было еще больше, – отрезал будущий писатель. – И мамонты паслись в Сибири на каждом лугу. Где они теперь?» – «Это я, что ли, их перестрелял?» – «Ты, конечно».

Илья не только отказался от охоты.

Он завел специальный альбомчик, куда терпеливо вносил все данные об исчезающих и уже исчезнувших видах птиц и животных, когда-то обративших на себя внимание эдиков. Так он сам говорил. Эдик – это его определение. Человек с ружьем – эдик. Бизоны, птица изунду, гривистая крыса, газель Гранта, коу-прей из Камбоджи, ленивцы Патагонии, – сам того не понимая, Илья создавал некий аналог будущей Красной книги. Я пожимал плечами: «Ну, татцельвурм или квагга, это еще понятно. Но зачем ты внес в список наших болотных куличков?»

Илья отвечал одно: «эдик…»

«Человечество склонно недооценивать эдиков, – писал позже Илья Ковров (новосибирский) в предисловии к своей знаменитой книге «Реквием по червю». – Они всегда рядом. Мы невольно поддерживаем эдиков. Они совсем такие, как мы. Они входят в будущее вместе с нами, поэтому все усилия создать мораль, единую для всех, бесплодны. Будущее невозможно, пока эдики с нами. Вместе с ними мы привносим в будущее нашу жадность, нашу корысть, наше равнодушие».

«Но спасать человека следует даже в эдике, – возражал моему другу новгородец в своей не менее знаменитой книге «Человек с ружьем». – Мораль ущербна, если мы спасаем тигра, но не протягиваем руку эдику. Сравнения здесь неуместны. Обезьяна, конечно, всегда звучит перспективно, но человек – гордо».