— …и даже если ты не доживёшь до очередного перемирия, тебе всё равно не простят убийство бога. Как только ты станешь ненужной, тебя уничтожат.
Я всё это знала.
Прекрасно знала.
Но на мне уже была печать жреца, Бенну меня бы не отпустил и не простил провала испытания, а противоположный лагерь, который единственный мог защитить от него, не принял бы чужого жреца.
— У тебя нет выбора, да? — спросил Каан.
— Иначе стала бы я убивать бога? — я немного медлила: после долгого рассмотрения тело Каана было совсем как человеческое, кажется, его можно было резать, словно обычных людей.
Я вовсе не была экспертом в потрошении, и хлынувшая из пореза почти бесцветная голубоватая кровь делала происходящее каким-то нереальным. Я убивала настоящего бога и понимала, что этим только отсрочивала свою смерть.
Каан даже не поморщился, когда лезвие вспороло его кожу. Наблюдал, как я ковыряла кости грудной клетки. Казалось, он созерцал собственное убийство с отстранённым любопытством.
— Мне жаль тебя, — сказал он мягко, когда его сердце уже предстало перед моими глазами. — И жаль, что я не приметил тебя раньше Бенну, ты очень интересная женщина.
Он мог выжить, если бы я отступила. Я рассматривала переплетение сосудов вокруг сердца, мои руки до запястий блестели от голубоватой крови, мне уже не было страшно — безумный кураж овладел мной: что может быть более дерзким, более невозможным и сумасшедшим, чем убийство бога?
Хотя я понимала, что моими руками делали грязную работу, и я просто ширма для Бенну на случай, если придётся договариваться о перемирии с его врагами.
— У меня остались подопечные. Если встретишь их — не убивай, — взгляд Каана оставался удивительно мягким.
Я вытерла со лба пот, замазавшись кровью Каана, и приставила лезвие к аорте у сердца.
— В храме Элеи тебя никто не тронет, — его голос стал тише.
Но я не собиралась остаток жизни проводить в четырёх стенах её храма и не особо верила, что Элея — тоже бог — ради меня одной восстанет против остальных богов.
Каан дрогнул лишь в момент, когда я перерезала аорту, и меня залило его почти прозрачной кровью.
— И не убивай Тану, — голос Каана переходил на шёпот, но оставался удивительно ясным. — Она ни в чём не виновата. Отпусти её… отпусти…
Таной звали его человеческую тайную любовницу. Она могла рассказать, кто заманил Каана в ловушку и убил, но я не собиралась от неё избавляться: всё равно мне не дадут избежать участи богоубийцы, всё равно сердце Каана продолжит биться в моём магическом посохе, выдавая моё участие в этом деле с головой.