недостойны были есмя и не может ответу дать. А коли у Вас было такое великое
и пречудное дело, - и преж сего где естя были или после. А ныне ведомо Вам
буди, что есть у нас войны и замешанья многое и нужи, и мы пошли к Самхце*
воеват агарян. И нам ныне недовол, что Вам прийти сюда до лета. А аже бог
даст и счастьем великого царя пришед оттуда, пришлем человека и Вас призовем,
и что нам известит бог - тогда посмотрим лутчее. А без нашего человека Вам
не ездить.
___________________
* Самцхе-Саатабаго.
Писана лета 7113 мая месяца.
Царь Юрий Карталинский и всея Иверии".
Георгий X задумчиво прошелся по малиновым разводам ковра и нерешительно
остановился перед Эристави.
- Все надо предвидеть... В случае опасности перевези царицу, Луарсаба и
Тинатин в Цхиретский замок. Тебя учить не приходится... Сделай это в тайне
даже от многих придворных... Потом в подземелье сидит старый удав, Орбелиани,
правая рука Баграта. Он ездил в Кахети, тайные переговоры с князем Георгием
Кахетинским вел, вместе в сторону Стамбула гнули. Дадиани Мегрельский об
этом мне шепнул, теперь гиена в подземелье аллаху молится, но, несмотря на
испытания огнем, изменник молчит о светлейшем Баграте... В тайном коридоре
прикованы к стене Цулукидзе, Авалишвили... Список у Херхеулидзе, Баака я
верю, как себе...
Так вот, князь, в случае опасности для Тбилиси или... ты понимаешь?
Заговорщики должны умереть... Не стоит пачкать руки собачьей кровью, но... о
них можно забыть...
Неожиданно царь круто повернулся к двери и быстро распахнул ее. В
комнату, теряя равновесие, влетел Киазо. Стоя на коленях, телохранитель
приниженно залепетал;
- Великий царь, начальник замка приказал доложить, князья все в сборе, я,
твой раб, слышал голос и не посмел войти...
- Ты заставляешь князей долго ждать, видно, твои любопытные уши
привязаны крепче языка... Эй, кто там!
В комнату вбежала стража.
- Раб осмелился подслушивать, бросить его в яму, пусть палач вырвет
собачий язык.
Киазо отскочил. Глаза забегали, как загнанные звери. Киазо тщетно
старался выговорить слово. И вдруг ужас охватил все его существо. Ему
показалось, что на подоконнике лежит не луч солнца, а огромный окровавленный
язык. Он упал, пальцы судорожно цеплялись за ковер, белая муть заволакивала
глаза.
Не обращая внимания на валявшегося в ногах Киазо, Георгий X продолжал:
- Так BOT, князь, хотел спросить тебя...
Помертвевшего Киазо насильно выволокли, дверь бесшумно закрылась.
- Ты друг Мирвана, скажи, думает ли он о княжне Астан?
- Мой царь, Мирван говорит, скорее орел женится на крысе, чем
Мухран-батони на верблюде.
Георгий обрадовано расхохотался.
- Вот, вот, верблюд... ха... ха... верблюд... а я не... ха... ха...
верблюд. Пойдем, князь, понимаешь, весь день вспоминал... ха... ха...
верблюд...
ГЛАВА ПЯТАЯ
По висячему мосту, сдерживая испуганного непривычной толкотней коня,
пробирался Георгий Саакадзе; за ним, изредка поругивая проходящих,
флегматично двигался на своем иноходце Папуна. Чем ближе друзья подъезжали к
Метехскому замку, тем плотнее становилась толпа задорных оруженосцев, рослых
дружинников, амкаров, протискивающихся с перекинутыми через плечо хурджини.
В самой гуще Папуна заботливо остановил коня, поощрительно насвистывая.
Желтая горячая струя обдала толстого амкара Бежана.
- Ты хороший человек или петух, как держишь коня? - возмущенно крикнул
Бежан.
- А ты думал, для такого случая коню комнату в Метехи приготовили, -
добродушно огрызнулся Папуна.
Бежан пригрозил пожаловаться своему племяннику Сандро, любимому
оруженосцу князя Амилахвари, но друзья, предъявив страже лощеную бумагу с
подписью Баака Херхеулидзе, уже въехали в боковые, обложенные серым камнем
ворота Метехского замка.
Главный двор Метехского замка вымощен плитами. Тяжело лежат квадраты
серого камня. Кованые ворота крепко сидят в зубчатых стенах. В узких оконцах
башен блестят пики метехской стражи. Глубокий балкон, обвитый пышным плющом,
скрывает резную дверь. Отражения желто-синих венецианских стекол играют на
плитах пестрыми бабочками,
В глубине двора княжеские конюхи в ярких чохах прогуливают взмыленных
коней.
- Неспокоен твой жеребец, смотри, ухо откусит, - рассмеялся молодой
конюх.
Старик, державший под уздцы серого в яблоках коня, угрюмо ответил:
- Каков всадник, таков и жеребец. Кому дает покой князь Качибадзе?
- Почему, старик, сердитый такой?
- Князь азнаурством не пожаловал?
- Может, жеребец в грязь сбросил?
- Или откусил что-нибудь?
На раскатистый хохот подбежали телохранители, чубукчи, нукери и с
любопытством заглядывали через плечи впереди стоящих.
- Ишачьи ваши шутки, - внезапно вспылил старик, - на праздник едете?
Тебе, Ласо, хорошо, - набросился он на молодого конюха, - у князя подносы
облизываешь, а в Дараке был? Много зерна видел? Народ обнищал, на войне
гибнет, дети солому едят, от работы женщины сохнут...
- Не мы воюем, - раздались голоса, - магометане-собаки покоя не дают.
- Неплохое дело война, - бесшабашно тряхнул головой нарядно одетый
оруженосец, - в прошлую войну многих пленных взяли, много караванов отбили.
- Караваны князья поделили, - перебил старик, - а тебе навоз достался.