Великий Моурави 2

"Бисмиллах! Георгий Саакадзе доказал до конца свою преданность. Георгий

Саакадзе прославлен в Иране и обесславлен в Грузии. Он повергнет предо мною

в прах покоренную Грузию, и не тебе, русийский царь, завладеть добычей "льва

Ирана". Но Саакадзе оставит мне в знак верности своего Паата, ибо сказано:

верь слову, но бери в залог ценности".

На приеме шах Аббас сухо заявил князю Барятинскому: пусть они в

Исфахане ожидают ответа царю Михаилу.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Русийских послов возили по Исфахану, показывали сад Чахар-Багх, арочный

мост через Заендеруд, дворец "Сорока колонн", шах-майдан, сокровища

Давлет-ханэ.

И в эти дни скрытно подготовляли кахетинский поход. Со всех ханств

стягивали сарбазов, сгоняли верблюдов, коней.

Георгий Саакадзе лично руководил подготовкой, но на душе у него было

неспокойно: о Грузии шах с ним не говорил.

С утра по Исфахану ползли смутные слухи. Кто-то приехал из Картли,

что-то сказал, но гонца не было, и не все верили. Восемнадцать дней

караванного пути - слишком большое расстояние для достоверности.

И вот шахский двор и все грузины поражены: в Исфахан прискакал не

только Зураб, которого ждали, но и царевич Симон, которого совсем не ждали.

Царь Баграт внезапно умер. На охоту выехал веселый, охота удачна была.

Вдруг конь царя шарахнулся, встал на дыбы. Говорят, лесной человек испугал

коня. Царь от неожиданности упал с седла, голову о пень разбил. Два часа

жил, никого не узнавал, только помянул какой-то сундук с одеждой.

Симон почти бежал из Тбилиси. Духовенство отказалось венчать на

царство: говорят - магометанин, не дело церкви, как шах Аббас скажет.

Неизвестные народ мутят. На майдане кричат купцы, кричат амкары.

Тбилиси, как раскаленный мангал, все со всеми драться готовы. Но и

владетельные князья отказались признать Симона. Пример подал Мухран-батони,

потом Ксанские Эристави, за ними потянулись и князья-мусульмане... Старая

царица Мариам разъезжает по всем княжествам, большие богатства жертвует

церкви. Откуда взяла?! Против царя Баграта настраивала, теперь против

Симона. Сейчас уползла в Имерети. Кто знал, что змея, думали - сова.

И Зураб жаловался шаху. Он с юных лет с Нугзаром на поле битвы добывал

славу роду Эристави Арагвских. Он за шах-ин-шаха пять лет сражался с

турками, он усмирял горцев, он повеление шах-ин-шаха выполнял, как повеление

бога. А Баадур никогда шашку не обнажал, только и беспокоился о заячьей

охоте и еще мед любил, как медведь. Нугзар Эристави открыто говорил: "Зураб

унаследует владение Арагвское". Еще немного - и горцы откажутся от дани,

другие тоже. Никто не боится слабого Баадура. Княжество рассеется, как дым.

Кто тогда защитит царский престол? Уже сейчас опасно без большой охраны на

дорогах. Нет мира в Картли.

Шах встревожен. "Дальновидный русийский царь, осведомленный о состоянии

Картли и Кахети, не замедлит прислать Теймуразу стрелецкое войско. Недаром

просил меня за Теймураза, больше чем просил, - одной верой связаны. Тогда

мои великие труды разлетятся подобно птицам. А дальше? Дальше русийский царь

присвоит все дороги Кавказа. Если не остановить, тень Русии на Иран ляжет".

И Аббас решил - в Кахети пойдут Георгий Саакадзе и Карчи-хан.

Неожиданное счастье! Ненужному царю, вероятно, Шадиман помог умереть.

Шах Аббас утверждает на царство Симона, утверждает Зураба Эристави

владетельным князем Арагвским. Снабжает Георгия Саакадзе и Карчи-хана

большим войском. Посылает Хосро-мирзу на восток против узбеков: туда тоже

может проникнуть Русия. Саакадзе от шаха получает наказ: в случае народных

волнений посадить Симона на картлийский престол с помощью оружия. Получает

секретное повеление истребить население Кахети.

Саакадзе внимательно слушает.

- Вот, Георгий, выполнишь мое повеление, - не будет тебе равного в

Иране.

- Шах-ин-шах, ты не раз испытывал мою преданность. Был ли даже

ничтожный повод сомневаться во мне?

- Нет, мой сардар, ты по заслугам отмечен шахом Аббасом.

За окном в саду под твердыми ногами скрипнул песок. Шах Аббас

обернулся.

По аллее шел Паата, улыбаясь солнцу. Он подбрасывал розу, и мускулы

играли под шелковым азямом.

Георгий залюбовался красавцем сыном.

Шах Аббас одобрительно кивнул:

- Как твои два сына, выздоровели?

Георгий похолодел: Шадиман донес.

- Все время об этом беспокоюсь, великий из великих "лев Ирана".

Неоднократно хотел обратить твое благосклонное внимание на личное горе, но

неудобно было. Русудан ничего не пишет о них, а сам я избегаю спрашивать,

боюсь правды.

- Аллах пошлет Бежану и Автандилу полное выздоровление. Спокойно

поезжай.

Шах Аббас задумчиво, покрутил кольцо с черным карбонатом. Он вспомнил

восхищение ханов на утренней беседе, когда он, "солнце Ирана", посвятил

советников в свое решение оставить Паата заложником. И сейчас, мысленно

повторив арабскую мудрость, шах Аббас любовно посмотрел на Саакадзе.

- Мой верный сардар, разлука с тобой тяжела. В утешение пусть останется