Великий Моурави 2

себе. Каждый думает о выгоде своего замка. Шадиман усиленно разжигает

воображение князей обещанием богатых трофеев в случае поражения шаха, а

главное, избавлением от азнаурской опасности.

Только в шатре Баграта тихо. Говорят шепотом.

- Уж не думаешь ли, мой светлейший Баграт, стоять, как верный

дружинник, в лощине, укрепляя трон Луарсаба?

- Нет, мой Андукапар, думаю другое. Надо уйти не слишком поздно, но и

не слишком рано. Бог знает, как может повернуться война? А вдруг Зураб и

Нугзар устыдились и придут на помощь Луарсабу? Вдруг собачник Мухран-батони

притащится сюда со своей бесчисленной сворой? Вдруг Трифилий пригонит

монастырских чертей? Вдруг Георгий Имеретинский, как дурак, вмешается не в

свое дело? А разве Леван Дадиани или Мамия Гуриели не чувствуют, где пахнет

золотом? А когда ты видел атабага Манучара сидящим дома, если у соседей

праздник? Только убедившись, что перечисленное не сбудется, можно уйти.

Иначе навек потеряешь Картли и картлийский трон Багратидов. И тогда можно

очутиться в Исфахане и, поселившись против дворца Саакадзе, созерцать его

величие, обгладывая кости с шахского стола.

Не раз велась эта дружеская беседа. Баграт выжидал. Первый бой

встревожил его. Луарсаб может победить, и тогда он, Баграт, навсегда

распростится с картлийским троном. Но зачем ждать? Если прийти сейчас, после

победы Луарсаба, шах особенно оценит такую покорность... Если прийти после

победы шаха, то не посмеется ли персидский пев над запоздалой преданностью?

И не отдаст ли проклятому Саакадзе замки его и Андукапара? Конечно,

посмеется и, конечно, отдаст. Нет, надо прийти вовремя: не слишком рано, но

и не слишком поздно. Тем более, цари Имерети, Гурии и Самегрело медлят.

Баграт, Симон и Андукапар ночью незаметно стянули свои дружины и вывели

их из ущелья, оголив правые отроги Ломта-горы.

Когда Луарсабу утром донесли о бегстве трех князей, он задумчиво

сказал: "Это только начало".

И действительно, князья, узнав о бегстве светлейшего Баграта и

Андукапара, переполошились: не опоздать бы им; ведь шах обещал всем

явившимся к нему с покорностью ферманы на сохранение замков и награду

владениями тех князей, которые остались верными Луарсабу. Через день Луарсаб

узнал о новой измене. С верховьев речки Алгети увел свои дружины Цицишвили.

Обнажив Карадхунанисское ущелье, скрылся с конными лучниками

Джавахишвили.

Тихонько ночью за ним ускакали князья Магаладзе с легкоконными

дружинами.

Зараженные бегством картлийских князей, кахетинские князья Нодар

Джорджадзе и Давид Асланишвили сняли с позиций и увели конницу Теймураза.

И тотчас же из лощины четырех гор вывели личные дружины Эристави

Ксанские. За ними, снявшись с высот, исчез со своей дружиной Пешанг

Палавандишвили.

Эта неслыханная измена князей Картли в момент напряжения всех народных

сил, в момент победы, сильно подорвала дух народа. Города и деревни,

замкнувшись, не знали, на что решиться:

- Князья изменили, а если Шадиман победит нашими руками, еще тяжелее на

шею ярмо наденет.

- А шах, если победит, что наденет?

- Шах не победит, Георгий Саакадзе не пустит.

- Из Кахети старый Роин пришел. Клянется, Георгий в Кизисхеви к народу

доброе сердце держал.

- Георгий на народ не может сердиться, против князей идет.

- С народом Георгий дружен.

- Теперь тоже надо верить...

Такие разговоры не прибавляли дружинников Луарсабу.

И с вершины Ломта-горы Луарсаб видел, как на равнину "ада" - Джоджохета

- лавиной хлынуло иранское войско, стремясь к обнаженным позициям.

В этот час Асламаз привел к Луарсабу гонца от Хорешани. На гонце

клочьями висела бурка, из рваных цаги торчали посиневшие пальцы. Видно, не

легкий путь проделал Омар.

Прочитав послание, Луарсаб посветлел: сколь отрадно знать о душевной

чистоте грузинской женщины.

Луарсаб призвал в свой шатер Гуния и Асламаза. Он поблагодарил

начальников тваладской конницы за верность Багратидам и спросил - хотят ли

они оказать большую услугу Картли?

Гуния и Асламаз вынули шашки и на скрещенных лезвиях поклялись в

верности царю.

Луарсаб сказал о своем секретном намерении послать их, опытных в боях и

в красноречии, за помощью к русийскому воеводе.

Ночью, воспользовавшись вьюгой, Асламаз и Гуния, выбрав верных

дружинников, двадцать на черных конях и двадцать на белых, в сопровождении

Омара выехали тайно от всех, особенно от Шадимана, через горы в Терки.

Утром Шадиман язвительно докладывал Луарсабу о позорной измене азнауров

Гуния и Асламаза, бежавших ночью с сорока дружинниками.

Луарсаб выразил сожаление, что позорный пример князей заразил и

азнауров, и, словно не замечая неудовольствия Шадимана, повелел младшему

Херхеулидзе пригласить царя Теймураза.

На чрезвычайном совете Луарсаб, Теймураз и Шадиман решили не жертвовать

бесцельно последним войском, вырваться из окружения и отступить к Тбилиси.

Медленно спустилось с высокой башни Ломта-горы знамя Багратидов.