Великий Моурави 2

В Носте беспокойное оживление. В воскресенье, после запашки, съехались

родные всех "барсов". Дом деда Димитрия переполнен гостями. Тут Гогоришвили,

Иванэ Кавтарадзе, отец Ростома. Большой дом Горгасала заняли родители

Элизбара, Гиви, Матарса, Пануша.

Готовились к встрече с близкими сердцу и мыслям. Ностевцы чинили

плетни, чистили улички, подготовляли конюшни. Извлекали из тайников паласы,

медную посуду, кувшины, чаши, светильники из оленьих рогов. Кое-кто стал

очищать замок Саакадзе от камней, обгорелых бревен и мусора.

Ностевцы взбирались на самый высокий выступ, подолгу всматривались в

змеившуюся дорогу, посылали молодежь за агаджа, но не скакали "барсы", не

взлетали лихо их высокие папахи, не отзывалось эхо раскатистыми голосами. В

безмолвии застыли горы, в безмолвии по ночам лили слезы матери, жены,

сестры. Подавляя вздох, притворно похрапывали отцы, братья, деды.

В одно ясное утро неожиданно приехали от Саакадзе три ананурца из

дружины Арчила. За ними тянулись амкары - каменщики и плотники. Жадно

набросились на дружинников ностевцы.

Но нехотя роняют отрывочные слова ананурцы: "Заняты "барсы", шах от

себя не отпускает. Что ж, что близко, не сидят в Гори. Около Тбилиси сейчас.

Что? Конечно, приедут, иначе зачем Саакадзе велел в две недели отстроить

замок. Да, Русудан с детьми тоже собирается... Конечно, все "барсы" здоровы.

Только нас батони Саакадзе спешно послал в Носте, никого из "барсов" в стане

не было, поэтому подарки не привезли, слово тоже..."

Все эти скупые ответы строго подсказали дружинникам "барсы" и даже

Папуна и Эрасти.

Ни слезы женщин, ни обильное угощение, ни полные чаши вина не развязали

языка дружинникам.

Вот почему сегодня так шумно в доме деда Димитрия. Говорят, спорят,

шумят, не слушают друг друга.

- Разве мой Дато поднимет руку на грузин? - кипятился Иванэ. - Кто

видел у Ломта-горы вместе с проклятыми персами Дато с обнаженной шашкой?

- А мой тихий Пануш разве против веры нашей пойдет?

- Может, тихий Пануш сам не пойдет, а только кто знает, чем заставил

громкий шах наших сыновей махать шашками?

Замолчав, покосились на отца Эрасти. Хотя давно примирились с его

глехством, но в подобных спорах всегда досадовали, почему он, как равный,

обсуждает положение и, обиднее всего, говорит умнее даже Иванэ Кавтарадзе.

- Думаю, Горгасал прав, - серьезно начал отец Даутбека, - Керим

говорил, каждый день наши храбрецы о нас вспоминали, какие подарки и горячие

слова присылали, а теперь сидят за четыре агаджа, на хорошем коне птицу

могут перегнать, а не едут... Я много думал... Может, боятся? Может, стыдно?

Может, мы первые должны голос подать?

- Не стоит уподобляться навязчивому воробью. Хоть сыновья, все же

больше пяти лет у персов сидели, - сказал отец Гиви, сердито откинув длинный

рукав чохи.

- Сидели?! - вспылил дед Димитрия. - Можно и двадцать лет сидеть, если

царь слепой, а князья разбойники!

Иванэ вскочил. На деда испуганно зашикали. Отец Элизбара невольно

бросился к дверям посмотреть, не подслушивают ли лазутчики гзири.

- Э-э, напрасно беспокоитесь, сейчас горе нам! Ни нацвали, ни гзири, ни

даже надсмотрщиков не имеем... Разбежались, как зайцы, лишь только наш

Георгий переступил порог Картли.

- Ты, Горгасал, напрасно над зайцем смеешься, зайца бог дал.

- Бог дал, бог взял, почему скучаете? Бог тоже много лишнего дал.

- Страшное говоришь! Как можешь на бога голос подымать? Хорошо,

священник не слышит.

- Тоже убежал, - насмешливо бросил Горгасал, - священник, служитель

бога, а от человека убежал... Я, когда месепе был, хорошо справедливость

видел. Сколько молился, сколько жена слезами иконы мыла, а польза? Как от

волка - сала. Дочь от голода ходить не могла. Эрасти у себя все ребра

пересчитывал... Пришел большой человек, я его не умолял, он сам новую жизнь

мне дал. Сына около себя держит, Керим говорит, все исфаханцы Эрасти знают,

даже ханы с ним дружбы ищут.

- Не радуйся заранее, может лучше было бы твоему Эрасти остаться

месепе, - зло бросил отец Ростома.

- Лучше в почете умереть, чем червяком жить. Пусть мой Эрасти около

Георгия Саакадзе умрет, кто может не позавидовать?!

- Когда человек сыт, ему опасные мысли в голову скачут, - недовольно

сказал Иванэ. - Ты, говорят, на сто лет запасы и монеты имеешь...

- Напрасно беспокоишься, не от священника имею, - спокойно ответил

Горгасал, разглаживая полу новой чохи из дорогого сукна.

- Я давно слушаю... Мы зачем собрались? Против священника замышлять или

подумать о нашем печальном деле? - возвысил голос отец Даутбека.

Стариков охватила грусть и растерянность. В наступившей тишине дед

Димитрия высказал давно желанное слово:

- Кто хочет винограда, поцелует и плетень... Я с Горгасалом в Гори

поеду... мне Димитрий все скажет, всегда любил...

- Непременно поедем, мне Эрасти ничего не скажет, хотя тоже всегда

любил, - улыбнулся Горгасал, поправив кинжал в серебряном чекане.

- Для себя поедете или для нас всех? - спросил Иванэ, косясь на

Горгасала.