Великий Моурави 4

трубы победы, падали города, слитые тени коня и всадника проносились по

раскаленным пескам, склонялись ниц плененные владыки, под афганскими облаками

кружил конь, к его копытам падали золотые ключи твердынь, от пронзительного

ржания вздрагивали в джунглях неведомые звери, раджи бросали к его ногам

слоновые бивни, он вздымался на дыбы у стен Багдада и в ореоле страусовых перьев

гордо вступал в Исфахан.

Отошла жизнь, полная огня, страстей и стремлений. И вот сейчас Джамбазу

осталась горсть ячменя, которую он с трудом дожевывает...

- Э-э, Иорам, где отец?!

В ворота вместе с Автандилом ворвалась жизнь, молодая, нетерпеливая.

- Отцу сейчас не до тебя, - с нарочитой холодностью ответил Иорам.

Он завидовал брату, завидовал его возрасту и мечтал о сотне в золотистых

плащах, шумящих, как ливни, - именно о такой сотне, над какой начальствовал

Автандил.

Разгадав настроение брата, Автандил задорно расхохотался и вприпрыжку,

подражая оленю, побежал в дом.

- ...Так ты говоришь, мой Дато, светлейший Леван Дадиани испытывает

разочарование?

Верхняя площадка на Орлиной башне всегда казалась тесной. Саакадзе

продолжал крупно шагать, задевая плечом то свод у двери, то светильник на

арабском столике. Но если бы ему пришлось воздвигнуть башню, соответствующую его

настроению сейчас, то она не поместилась бы и на Дигомском попе.

- Да, мой Георгий, светлейший так и сказал:

"С Теймуразом мы не сговоримся. Не ему предопределил бог стать царем

царей. С ним мы не уповаем расширить грузинские земли. Да поможет ему иверская

божья матерь удержать одну кахетинскую корону на своей голове, столь искушенной

в звучных шаири".

Гулко раздавались шаги Саакадзе по каменному полу. Внимательно слушал он

и Даутбека, привезшего также невеселые вести.

- Значит, Гурия и Абхазети недоумевают, притаились? И Имерети выжидает? -

Саакадзе резко остановился около висящего на стене щита с девизом, вычеканенным

Ясе, осторожно поправил меч, которым очистил Марткоби от персидских полчищ, и

тяжело опустился на тахту. - Этого следовало ожидать, друзья мои. Владетели

Западной Грузии хорошо изучили Теймураза: ничем не захочет делиться ревнивый

Теймураз с другими царями, ничем не соблазнит князей... Все завоеванное, если

богу будет угодно, присвоит себе, как только им добытое. Но не об этом сейчас

печаль. Не в том беда, что Теймураз Багратиони и Георгий Саакадзе все меньше

доверяют друг другу, а в том, что царь и Моурави сейчас как два клинка,

скрестившихся на поединке. Лишь одно еще объединяет нас - тревога перед

неотвратимым вторжением шаха. Обоим нам грозит смертельная опасность увидеть на

обломках Грузии желтую розу Ирана.

- Думаю, Георгий, церковь уже забыла о желтой розе Ирана и больше

заботится о желтых зубах коронованного кахетинца, - с досадой проговорил Ростом.

"Барсы" выразительно уставились на Дато, но он, как бы не замечая

свирепых взглядов Димитрия, продолжал подтягивать цаги. Димитрий, задыхаясь от

гнева, выкрикнул:

- Ты что, полтора дня будешь язык на цепи держать?!

Махнув рукой, Дато нехотя протянул:

- Хотя на сегодня и так много удовольствий, но еще имею слово...

- Почти догадываюсь, мой Дато. Палавандишвили рогатки на своих дорогах

восстановил?

- Хуже, Цицишвили и Джавахишвили отказались прислать очередных, а

Магаладзе увели еще не отслуживших с Дигомского поля. Понимаешь, какая

опасность? Равноценная измене! Придется тебе снова ехать к царю, желтая роза

Ирана благоухает кровью. Если войско разбредется, строптивому кахетинцу

останется одно: опять благосклонно посетить Гонио.

- Друзья мои, не то страшно, что князья охладели ко мне, их всегда можно

разогреть. Страшна церковь, она заметно склоняется в сторону Теймураза.

- Шакалы! - наконец нашел на ком излить свой неугасимый гнев Димитрий. -

Дай мне, Георгий, полтора монастыря, и лицемеры в рясах сразу вспомнят ночь под

пасху в Давид-Гареджийской обители.

- Может, Димитрий прав? Конечно, не нам уподобляться персам, но...

- Я все думаю, - вдруг перебил Гиви, - шестьсот зажженных свечей держали

в руках монахи, - сколько воску напрасно погибло!

- Гиви! - заорал Димитрий под смех "барсов". - Пока я не вылепил из твоей

башки шестьсот первую свечу, лучше...

- Слава богу, друзья, что у нас есть Гиви, иначе смех совсем исчез бы из

наших домов... Да, наступление надо начинать с испытанного рубежа. Я выеду с

Дато и Гиви в Кватахеви. Видно, вновь приблизился час борьбы за спасение родной

земли от собственных безумцев.

- Значит, Георгий, ты твердо решил больше не ездить к царю?

- Ездить никуда не надо, - вбежав в комнату, выпалил Автандил, - царь сам

изволит пожаловать к католикосу!.. Я все разведал по твоему повелению, мой отец!

"Барсы" многозначительно переглянулись.

- Что же это, Георгий, - нахмурился Даутбек, - ты только прибыл из

Телави, и там царь ни словом не обмолвился о своем намерении посетить Картли?

Или он не считает тебя больше управителем дел царства?

- Еще узнал, отец, - возбужденно продолжал Автандил: - Царь снарядился

для тайной беседы с владыкой церкови. С царем только личная охрана и малая

свита. Очевидно, князь Джандиери все же боится открыто враждовать с Георгием