Великий Моурави 4

предложить ему золото и шпагу, чтобы заключил он перемирие с Польшей и со всей

силой напал на империю.

Густав-Адольф поблагодарил кардинала и за шпагу и за золото, но перемирию

с Польшей предпочел возможность столкнуть царя Михаила Федоровича с королем

Сигизмундом - и поспешил направить в Москву штатгальтеров Унгерна и Бромана.

Через полуовальные высокие окна проникал мягкий свет, ложась на суровые

лица бояр Думы. В высоких горлатных шапках, важно сидели они на скамьях вдоль

стен, а двумя ступенями ниже расположилось шведское посольство.

Рынды с серебряными топориками на плечах охраняли царя и патриарха. На

тронах так сверкали алмазы, рубины и изумруды, что Унгерн против воли щурил

глаза и был этим "зело недоволен", как подметил один думный дьяк.

Броман, как бы призывая в свидетели бога, перевел взгляд наверх, дабы

камни блеском своим не нарушали плавность мысли, и, смотря на двуглавого орла,

увенчивающего купол царского трона, с предельной почтительностью произнес:

- Прибыли мы к вам, светлейший владетель московской державы, от имени

всемилостивейшего Густава-Адольфа, короля шведского, для изъявления вам его

доброй воли и сердечного благоволения. Выслушайте нас и обнадежьте своим

доброжелательством, и увековечите славу державного имени вашего.

Патриарх Филарет, властно положив руку на посох, решил: посол велеречив.

Но чем дальше говорил Броман, тем внимательнее становился патриарх: и за себя и

за царя.

После красноречивой паузы Броман продолжал:

- Светлейший король Густав-Адольф сообщает вам, великий государь-царь, о

союзе трех "вепрей": короля польского, императора немецкого и короля испанского.

Злоумыслили они искоренить все христианские вероисповедания, установить повсюду

свою папежскую* веру и загнать Европу в железный склеп.

______________

* Католическую.

Тяжелый гул прошел по скамьям, накренились горлатные шапки, словно дубы

под порывом ветра. Глаза Филарета сверкнули недобрым огнем, он с такой силой

сжал посох, что тот затрещал. Царь искоса взглянул на духовного отца, поспешил

придать своему лицу выражение гнева и досады и подал штатгальтеру знак

продолжать.

Голос у Бромана был намного тоньше, чем у Унгерна, а момент наступал

решающий. Поэтому Унгерн заслонил Бромана и развернул королевскую грамоту:

- Вознамерился император Фердинанд помочь королю Сигизмунду стать

государем шведским и царем русским. И многие уже титулуют Сигизмунда кесарем

всех северных земель.

Думские дьяки насмешливо переглянулись. А Унгерн своими сухими, словно

костяными, пальцами поднял грамоту на уровень глаз и продолжал отчеканивать

слова:

- Но король наш светлейший Густав-Адольф не допустит узурпаторов

исполнить свой злоопасный замысел.

Филарет утвердительно кивнул головой. Сведения о заговоре императора

Фердинанда и короля Сигизмунда против России ему еще накануне изложил думный

дьяк Иван Грамотин. Именно поэтому он, патриарх, наказал встретить шведских

послов торжественно и пышно. Но, не выдавая истинного настроения, Филарет через

толмача спокойно спросил:

- А чем немецкий император грозит Московскому государству?

Придав лицу несколько скорбное выражение, Броман торопливо ответил:

- Пусть будет известно, что грозит вам император искоренить греческую

веру! Пусть будет известно, что грозит нам император искоренить евангелическую

веру! Поэтому, перед лицом опасности, вельможнейший государь наш Густав-Адольф

соизволил предложить вашему царскому величеству со своих рубежей напасть на

короля польского, а он, Густав-Адольф, нападет на него со своих рубежей.

Стиснутый с двух сторон, ослабнет заносчивый Сигизмунд и не сумеет впредь

поддерживать Фердинанда в его преступном нападении на христианских государей. И

да свершится тогда возмездие и сгинет еретик император!

Филарет мысленно усмехнулся: нашими дланями жар умыслили загребать! Но и

виду не подал, что разгадал план Густава-Адольфа, а, напротив, одобрительно

наклонил голову. Так же одобрительно наклонил голову и царь.

Штатгальтеры облегченно вздохнули: шведское представление политических

дел встречено Москвою с полным пониманием и сочувствием.

- Москва кипит злобою на поляков за пережитое, - едва слышно проговорил

Броман.

А Унгерн, сократив расстояние между собой и троном до восьми шагов,

приступил к шестому параграфу королевской инструкции, раскрывающему конечную

цель императора Фердинанда и короля Сигизмунда - создание монархии,

владычествующей над всем миром.

- Разрушатся троны и сметутся границы. В корону империи войдут Германия,

Италия. Франция, Испания, Англия, господа Нидерландские штаты. В короне Польши -

Россия... - Унгерн сделал красноречивую паузу, - Швеция и Дания. Иезуиты всюду

внедряют католицизм. Вновь загремят немецкие трубы и польские литавры. Прямой

католический крест увенчает немецко-польское знамя.

Капельки пота усеяли лоб побагровевшего Унгерна. Картины мрака,

нарисованные им, так потрясли его самого, что он не в силах был продолжать.

"Для всеблагой цели: победы над Польшей - надо нам самим короля свейского

Густава-Адольфа прибрать к рукам. Иисусе Христе, буди воля твоя святая!" - И,