Великий Моурави 5

Казвина!" - и он, беспрестанно вскидывая нагайку, обжигал коня.

На всем протяжении пути, проложенного калантарами по повелению шаха

Аббаса между Исфаханом и Гулаби, во

всех чапар-ханэ гонцов с особыми полномочиями шаха ожидали вода и свежие кони.

Рустам-Джемаль отлично знал, что юзбаши из шах-севани и московские

сокольники во главе с сотником,

предводимые придворным ханом, направились в Гулаби по другой, дальней дороге,

где, конечно, не было ни чапар-ханэ, ни

воды, ни скакунов. Он намного опередил русских, но все же мчался вперед как

одержимый.

Когда Керим и Арчил, благополучно выведя караван с драгоценным грузом

из караван-сарая Тысячи второй ночи,

двигались к дому гречанки, Рустам-Джемаль в тот же час достиг Гулаби. Он так

властно постучал ножнами сабли в ворота,

так огрел нагайкой сторожевого сарбаза за медлительность, так яростно разнес

выскочившего из крепости онбаши за

неповоротливость, что предъявление им фермана шаха Аббаса хану Али-Баиндуру было

уже излишней роскошью.

Али-Баиндур с завистью смотрел на представшего перед ним шахского

посланца. Рустам-бек, баловень судьбы,

всегда был заносчив и надменен, но сейчас его высокомерие достигло предела. Он,

откинув голову и выпятив грудь, явно

подчеркивал презрительной усмешкой свое превосходство над ханом Али-Баиндуром.

Голос чапара звенел, как дамасская

сталь.

- Какое повеление шаха привез ты, Рустам-бек?

- Я - бек Джемаль! Советую запомнить тебе, хан, мое настоящее имя. Оно

обнаружилось несколько дней назад.

Раньше я жил под вымышленным.

- Бисмиллах, Джемаль-бек, для чего обнаружилось оно?

- Для того, чтобы выполнить то, что шах-ин-шах доверил мне!

- Что доверил тебе, Джемаль-бек, шах-ин-шах, великий из великих?

- Дело Ирана! В Гулаби следуют сокольники Московского царства. Наш

милостивый шах Аббас решил избавить

царя гурджи Луарсаба от мук. - И Рустам-Джемаль выразительно провел пальцем по

шее.

- От земных мук, о бек?

- Во славу аллаха, да!

- Велик шах Аббас! - обрадованно воскликнул Али-Баиндур, готовый

расцеловать приятного вестника. Рустам-

Джемаль надменно сделал шаг назад и покачнулся, - он не смыкал глаз с того

момента, когда чуть не смежил их навеки.

- Помни, хан, повеление шах-ин-шаха да свершится завтра. И да будет все

скрыто от остальных, дабы, разойдясь по

Ирану, они говорили бы про змей в саду Гулабской крепости и... ни слова про твою

ловкость.

- О упрямый джинн, гурджи-царю и тут повезло! Разве не лучше было бы

скорее подняться в башню и...

- Не лучше, ибо шах повелел так! И не позднее чем сейчас ты пошлешь

навстречу русийским освободителям

скоростных гонцов с печальным известием. Пусть донесут до слуха посла Тюфякина,

что слишком неосторожен был царь

гурджи: поддавшись очарованию роз, он уснул в саду, забыв о змеином жале. Гяуры-

сокольники поспешат в Исфахан. Эта

весть ввергнет в отчаяние "льва Ирана", он даже объявит трехдневный траур. И

князь Тюфякин поведает царю Русии о

доброй воле шаха Аббаса, пожелавшего выполнить желание своего северного брата, и

о злом роке, неизменно

подстерегающем не только рабов, но и властелинов на коротком пути, именуемом

Жизнью.

Али-Баиндур безмолвно приложил к губам шахский ферман, в котором

повелевалось выполнить беспрекословно

все то, что на словах передаст начальнику Гулабской крепости, хану Али-Баиндуру,

исфаханский чапар Джемаль-бек.

Шатаясь от усталости, Рустам-Джемаль повалился на тахту в отведенном

ему помещении, перед глазами запрыгали

кувшины, мутаки и коврики стремительно завертелись, образовав один пестрый

поток.

На заре Али-Баиндур поспешил к беку, но дежурный сарбаз сообщил ему,

что шахский чапар не более чем тридцать

минут назад покинул Гулаби.

Грозного гонца уже не было. "Шайтан с ним!" Зато был день, открывающий

перед ним, Али-Баиндуром,

неожиданность, прекрасную из прекрасных.

Рассвет, мутный, как вода в болотце, застал Керима и Арчила за

перегрузкой товара, предназначенного для подкупа

стражи, с верблюдов, остающихся в пределах дома гречанки, на верблюдов,

отобранных для перехода в крепость. Покончив

с обвязкой вьюков, Керим укрыл десять верблюдов в зарослях, примыкавших к глухой

окраине сада, где находился

замаскированный колючками проход, знакомый лишь Кериму.

Остальной товар внесли в дом. Груды тканей искусно разложили на тахтах,

обложив их драгоценностями и

обставив кувшинчиками с благовониями и коробками с пряностями. Они как бы

воссоздали надзвездный приют гурий, что

соответствовало задуманной Керимом мистерии соблазна.

Предполагалось, что как только Али-Баиндур, один или сопровождаемый

Керимом, прибудет в дом гречанки,

Арчил, уже переодетый погонщиком, по сигналу Керима выведет верблюдов на

заглохшую тропу.

Коня Баиндура отведут подальше - ведь пешком ночью хан не пойдет. А

Керим, наверняка зная, что алчный хан не

допустит его дальше наружной стены, поспешит за Арчилом в крепость, где и начнет

приводить в исполнение задуманный

план. Если же Али-Баиндур потребует, чтобы Керим остался при нем, то по

истечении условленного времени Арчил из

Гулаби вернется в дом гречанки на помощь Кериму, предварительно заперев караван,

как бы по приказанию хана, в

запасном верблюжатнике.