Великий Моурави 5

- Лучше, друг, аллаха вспоминай в этот час!

- Э, Керим, оба хороши! Что, над ними "лев Ирана" саблю вскинул или

царь Теймураз - гусиное перо, что все

ссорятся?

Не ответив, Керим рассек нагайкой воздух и рысью проехал вдоль

каравана, еще раз тщательно пересчитав сундуки,

малые и большие вьюки. "Да сохранит аллах от потери хотя бы куска веревки, ибо

сказано: "Не забудь вернуть в целости

взятое на время..."

Придержав коня, Арчил пропустил караван мимо и тоже пересчитал поклажу:

"Не отвязался ли, защити святая

Мария, тюк или сундук?" Ведь драгоценный груз должен быть тщательно пересчитан и

стоимость его в свое время

возвращена купцам золотыми монетами или слитками. Видит бог, не легко

благородному Кериму стать похитителем! "Что

ж, кто крепко любит, и не на такое решится. Вот Моурави... Хорошо, весь груз

удалось навьючить на двадцать верблюдов.

Меньше хлопот и не так заметно".

- Уже как на подносе главная башня Гулаби. Чтоб ей рассыпаться пылью!

Конечно, не раньше, чем мы выведем

светлого царя Луарсаба, неповторимого князя Баака и моего отца, преданного царю

Картли азнаура Датико.

- Да будет над нами улыбка Мохаммета! На этот раз никто не осмелится

помешать тому, что угодно властелину

неба и земли.

- Аминь!

- Иншаллах!

- Не могу забыть, дорогой, как ты шейхом притворился, до сих пор смех

душит! И разговор свой так переменил,

что даже я сомневался: ты ли это? Оказалось - ты!

- Свидетель Аали, и меня тревожило сомнение: ты ли это, мой духовный

брат, или слуга из Тысячи второй ночи?!

Пусть будет над нами улыбка аллаха: мы - снова мы!

- Как думаешь, купцы пошлют погоню?

- Лучше, Арчил, услаждай наш путь рассказами о любовных радостях. Но

настанет час, когда царь Луарсаб

возместит убытки с большой прибылью, и купцы восхитятся сильным восхищением, ибо

сладость добычи сильнее горечи

утраты.

- Но почему, мой Керим, молчишь? Как рассчитываешь подкупить гулабских

скорпионов?

- Аллах послал мне мысль, и я от нее не отвернулся. Раньше избавлюсь от

Селима. И когда проклятый Али-

Баиндур без промедления ринется созерцать привезенное нами богатство, крепость

опустеет, как выпотрошенная тыква, ибо

сарбазы, получив от меня золото, парчу, бархат и жемчуг для передачи моей

несуществующей хасеге, постараются не

допустить своих коней до Исфахана. Да будет известно: присвоить чужое богатство

и скрыться с ним не только легкое, но и

приятное дело.

- А если побоятся и...

- Вернутся в Гулаби? О-о! Пятихвостый шайтан поможет им разодрать

одежды, исцарапать самим себе лица и

лживо поклясться: "Свидетель пророк! Разбойники, ограбив нас, чуть не убили за

сопротивление!" И, зная "радости"

Гулаби, эти сарбазы предпочтут бегство возможности лицезреть Али-Баиндура.

Других я разошлю десятками в ближние

поселения для покупки коней. Я дам им тугие кисеты, набитые соблазнительными

абасси. Также отдельно они получат

монеты для кейфа. Пять дней жизни их будут услаждать в запретных ханэ опиум,

каве и танцовщицы. Розовые тени грез

угоднее черных теней действительности даже праведникам. Иншаллах, сарбазы

забудут на пять дней о конском майдане, где

ржание скакунов напоминает о кровавых битвах и тяжелых странствиях.

- А вдруг догадаются?

- О Аали! О Мохаммет! Вы наградили бедняков вечным стремлением к

богатству. Через пять дней сарбазы купят

плохих меринов и вкусят редкую радость, ибо, присвоив половину содержимого

кисетов, они не будут торопиться в

надоевшее им Гулаби. А когда возвратятся в опустевшую крепость, огорчатся, что

напрасно затратили абасси на меринов, и

постараются вернуть затраченное.

- Но кто-нибудь из стражи должен остаться в Гулаби, иначе могут

заподозрить.

- Иншаллах! Задержатся те, кто ради меня готов огонь глотнуть. Но их

тоже одурманю волшебным туманом из

вьюков шахских купцов. Святой Хуссейн проявит ко мне приветливость, ибо совершил

я временную кражу ради спасения

царя Луарсаба, замученного и навсегда ограбленного шахом Аббасом.

- А ты забыл об евнухах? Их, кажется, пять - пять высохших обезьян с

тонким нюхом, - они первые могут поднять

тревогу!

- Видит Хуссейн, они! Но предвечный подсказал мне немедля послать

четырех из них в Исфахан: приобрести для

Баиндура новых хасег, дабы украсить гарем, потускневший в Гулаби. Четыре

верблюда, в меру нагруженные бархатом,

парчой, имбирем, благовониями и драгоценными изделиями, ослепят их, и они,

восхищенные и взволнованные, потеряют

нюх и даже и не подумают спросить меня, почему хан сам не поручил им в обмен на

груз четырех верблюдов привезти

откормленных красавиц. Не захотят и потому, что известно: престарелых евнухов

изгоняют из гаремов, и если они не

успеют обогатиться за счет хасег, которые подкупают евнухов, чтобы они

нашептывали властелину газели об их прелестях,

или же не попали под лучи щедрости хана, который одаривает их, когда они

проявляют ловкость лазутчиков, то им аллах

посылает горькую участь: стоять в рубище на майданах с протянутой рукой. Эти

четверо не успели, и, оставив пределы

бедности, они умно решат обеспечить свою старость, когда двери надежды откроются

перед ними. Сосчитав верблюдов и

увидя, что двугорбых столько же, сколько и их, одногорбых, евнухи воскликнут: