Великий Моурави 5

и сохой, и мотыгой, и оружием

отстаивают земли Грузии. Но как их уберечь? Как? Разогнать! Разве Георгий

Саакадзе пришел на Базалети сражаться с

народом, а не помочь ему? Да, народ все знает. И еще не следует забывать: там,

на Дигоми, в дни учения вооруженные

глехи восторженно встречали Моурави, принося клятву верности. "Может, достаточно

взмахнуть мечом и крикнуть: "Э-э,

грузины, а за меня кто?!" - и дружинники, презрев страх перед князьями, кинутся

ко мне? Или... или разбегутся, но оружие

против меня не подымут... не посмеют поднять! Это было бы предательством!

Изменой! Значит, помочь им покинуть поле

битвы, разогнать их... Дружинники поймут меня, и, гонимые Автандилом и Нодаром,

которых знают и любят, они побегут

без oглядки. Будем считать - не все побегут, но половина - непременно! И князья,

оставшись с сильно уменьшенным

войском, растеряются, ибо привыкли нападать только тогда, когда их десять, а

врагов двое... А Георгий Саакадзе любит

нападать, когда у врагов десять, а двое у него... Выходит, силы могут

уравняться".

Даутбек вытянул правую руку, стараясь сквозь туман рассмотреть на

указательном пальце боевое кольцо с

остроконечным шипом, но серо-сизые пряди тумана наползали на глаза, закрывая

все. Где-то совсем близко выстроились

конные и пешие дружины, и оттуда доносился громовой голос Саакадзе, такой

непомерной силы, которая способна увлечь

самые равнодушные души и пробудить чувства самые возвышенные.

- ...Вы спросите, дружинники и азнауры: "Почему ты, Георгий Саакадзе,

поднял меч на "богоравного", которому

сам способствовал воцариться в Картли-Кахети?" Громогласно отвечу: он не

"богоравный", ибо нарушил обычай и, как

обыкновенный князь, поднял меч в помощь своему зятю и, как враг, пошел против

вас! И еще спросите, дружинники и

азнауры: "Благословит ли небо наступающую битву?" Громогласно отвечу:

благословит! Ибо битва эта для вас справедлива!

Вам ли не знать, ради чего владетельные хищники, веками угнетавшие ваших дедов и

прадедов, и сейчас собираются

обрушить на нас удары фамильных мечей и огонь, похищенный у Амирани? Вам ли не

знать, что не ради блага народа и не

ради процветания Грузии, - нет: только ради своих княжеских выгод собираются

корыстолюбцы и стяжатели, жрецы

разбойничьего ножа истребить народное войско!

Негодующий гул прокатился по рядам дружин, шарахнулись кони, лучники

подались вперед, словно готовясь к

атаке. Даутбек не видел возбужденных лиц дружинников, готовых даже неистовство

погоды приписать козням Зураба

Эристави, и сравнил этот нарастающий гул с водопадом, низвергающимся с гор.

Но Саакадзе, почувствовав в выкриках стрелков, копейщиков и всадников

отражение каких-то еще смутных

колебаний, вздыбил Джамбаза и сквозь туман вплотную приблизился к первой линии.

Из-под шлемов и надвинутых

башлыков настороженно следили за ним затуманенные глаза. "Надо увлечь их за

собой на этом рубеже, - подумал Саакадзе,

- на поле битвы уже будет поздно".

- Двадцать пять лет, дружинники и азнауры, - вновь загремел Георгий, да

так, что Джамбаз прижал уши, - я

стремился сбить с ваших плеч княжеское ярмо. Поэтому светлейшие шакалы и

враждебные цари стремятся представить

меня как изменника отчизны и веры. Э-эй, Зевар из третьей дружины, вглядись в

туман: за ним долина, освещенная

солнцем, - не ты ли там волочишь соху, заменив собой буйвола? Э-эй, Малхаз из

Ничбисской сотни, вглядись в туман: за

ним развалившаяся землянка, - не ты ли там грызешь лепешку, выпеченную из глины?

Э-эй, Давид из отряда разведчиков,

вглядись в туман: за ним гора, - не ты ли там с цепью на шее вздымаешь камень,

дабы укрепить княжеский замок?

Дружинники и азнауры, настал решительный день в нашей жизни. Кто не раб - на

битву! За родную землю! За ваше

освобождение от княжеского ярма! Сплотим ряды в боевом порыве! Э-эй, грузины,

победа близка! Не отдадим священных

знамен в руки презренных!

- Не отдадим! Не отдадим!

Стрелки вскидывали луки, копейщики били копьями о щиты, всадники

потрясали шашками. Не так ли снежная

глыба стремительно несется вниз? Не так ли клокочет водопад, срываясь со скалы?

Где-то в рядах Ничбисской сотни кричал Малхаз:

- Э-э, Моурави, моей глиняной лепешкой пусть подавится арагвский черт!

Где-то в рядах третьей дружины надрывался Зевар:

- Я так подкую надсмотрщика, что мсахури буйволу позавидует!

Где-то в рядах конных разведчиков буйствовал Давид:

- Пусть каджи плюнет мне в ухо, если я не повешу князю цепь на

подходящее место!

Росла, ширилась ярость, неслась, как огненный шквал. А Даутбек не мог

понять, откуда у него ощущение

приближающегося ледяного обвала. Необъяснимый холод пронизал его невидимыми

иглами, куда-то сгинуло ощущение

времени, он сам представился себе серым всадником, окруженным вечностью.

Поравнявшись с Даутбеком, Моурави сумрачно взглянул на своего двойника

и словно проник в глубину

обуревающих его мыслей. Рука в железной перчатке легла на плечо Даутбека.

- Поспешим, друг, - Саакадзе указал мечом в сторону Душети, - царь

Теймураз и Зураб Эристави вывели войска!

Поспешим!

Как всегда перед боем, Эрасти сам подвел Джамбаза к шатру. Оправив

кольчатую сетку, спускающуюся со шлема,