Великий Моурави 5

густую траву и не слышать ни клекота

хищных птиц, ни жужжания пчел, ни человеческих слов, назойливых и докучных.

Равнодушным движением он надевал темную чоху, на ней зловеще искрилась

черная звезда, и лишь в силу

привычки двигался он, широко расправив могучие плечи, поправляя потускневшие

кольца усов и любезно отвечая на

поклоны.

А придворным представлялось: перед ними гигант, олицетворение легенды,

в течение двадцати пяти лет

тревожащий умы и сердца.

И потоки лести, сладкой до приторности, беззастенчиво низвергались на

Саакадзе. Он привык к двуличию

льстивых князей Картли, но имеретинское княжество могло по праву получить пальму

первенства за искусство лжи и

лести.

Нетрудно догадаться, зачем царь Георгий Третий, возложив на себя

зубчатую корону, унизанную жемчугом, и

облачившись в муаровый кафтан с золотым кружевом, устроил пышное совещание

князей совместно с духовенством.

Справа от царя сидел католикос Малахия, кутатели - митрополит Кутаисский,

гелатели - митрополит Гелатский,

архиепископы Хонский, Джручский, Никорцминдский, епископы, архимандриты и

настоятели. Слева двадцать князей

Нагорной Имерети и двадцать - Долинной.

Но нет, не изменяет Георгий Саакадзе своему слову, не льстится ни на

какие посулы. И потом... слишком тесно в

Имерети даже усталому "барсу".

А имеретины все убеждали, взывали к сокровенным чувствам, пророчили суд

божий, ссылались на законы земли.

- Мудрый Моурави, ты, как хороший искусник, из солнечных блесков

добываешь золото и из лунных лучей -

серебро. А разве имеретинское войско для тебя не то же серебро? Не с ним ли ты

найдешь то золото, что недавно потерял?

- Ты, источник умственный, просветил нас удивительными деяниями, так

тебе ли не склонить сонм врагов к

стопам своим?

- Единый бог, безначальный и бесконечный, неведомый и страшный,

неприступно в небесах обитающий, -

повелитель небесный и земной! Он взирает на воинство свое! Сын мой, зачем искать

у нечестивцев то, что предлагают тебе

братья во Христе?

- Святой отец, - Саакадзе, как всегда, склонился перед католикосом, -

не властен я над мыслями, обуревающими

меня. Не только священная месть толкает меня в погоню за бурей! Нет, не смею я

использовать народ Имерети для битвы,

как верно ты определил, с нечестивцами сатаны.

- А разве Леван Дадиани, пожелавший покорить Имерети и править ею по-

собачьи, не менее достоин удара твоего

меча? - с укоризной сказал царь, приподняв оправленный золотом жезл так, чтобы

стал виден резной на камне образ.

- Царь царствующих изрек истину! Утешь меня, возьми с войском моим под

свой покров! - вскрикнул Джоджуа. -

Пойдем на Левана, ослепленного злом и корыстолюбием!

- Присоедини и меня к войску своему! - проговорил пожилой князь,

рисуясь благородной осанкой и искоса

наблюдая, какое впечатление произвело его великодушие на Саакадзе.

И князья наперебой стали предлагать свои войска, коней, запасы, но при

этом сами страстно жаждали лишь одного:

мечом Саакадзе поразить Левана Мегрельского и навсегда избавить свои владения от

опасности.

На минуту Саакадзе померещилось, что он в Метехи и бряцают своими

доспехами, мечтая о мече Моурави, князья

Картли, устрашенные новой угрозой: "Вот князь Чиджавадзе - чем не Квели

Церетели? А почтительный Баадур не похож

ли на двуликого Джавахишвили? А Джоджуа? О, этот похож на десять князей,

отмеченных одним лицемерием! И

остальным мог бы дать двойную фамилию".

Саакадзе затаил усмешку. "Нет, владетели, Моурави создан не для

сохранения замков, не для упрочения ваших

устоев! Я ли ради получения от вас войска для битвы с врагами не ублажал вас? Я

ли не обогащал ваших глехи воинскими

званиями? Не возвеличивал ли ваши фамильные знамена в битвах? Не прославлял ли

ваших княгинь? Как видно, правдива

пословица: "Сколько хищников ни корми, все в лес тянутся".

"Колеблется Саакадзе!" - так превратно истолковали его молчание

духовенство и князья Нагорной и Долинной

Имерети и усилили натиск.

- Добром помянем, Моурави, непостижимое благочестие твое! - проговорил

митрополит Захарий и вскинул правую

руку, как бы призывая в свидетели небо.

- Разве не заметил ты, Моурави, своим проницательным оком, - изогнулся

лисицей сорок восьмой князь, сидевший

слева, - как, поджав хвост, бежал при одном твоем приближении Леван Дадиани?

- В Самегрело произошло большое смятение! - подхватил оживленно

Джоджуа. - Прискакав в свой волчий дворец,

коварный властелин выкрикнул: "Э-о, мегрельцы! Готовьтесь: скоро царь Имерети

совместно с Великим Моурави на

радостный пир нас призовут".

Рассеянно слушал Саакадзе, в душе завидуя пастухам и охотникам, которые

бродят сейчас по нагорным лугам и в

лесной чаще. Там ветер рыскает между скалами и над пропастью вьется тропа, и

цель ясна - как воздух, который хоть пей из

цельной голубой чаши, опирающейся на грани вершин. И мечта об этом усугубила

духоту, царившую в палате, и остро

покоробил намек на скорую, как предполагали князья, свадьбу Автандила. Он нервно

провел ладонью по вороту и с

неприязнью спросил:

- Почему же вам, князья, не опередить Левана и не поскакать к нему на

"пир" с обнаженными мечами?

Князья опешили, беспокойно взглянули на епископа, который строго