Великий Моурави 6

купца в башню. И он постарался смягчить голос. - Рассердился я тогда на тебя, а

ты всерьез принял. Гони косого глупца к

сатане под хвост! Все майданное дело испортил.

- Как могу самолично распоряжаться хвостом сатаны, князь князей?!

Раньше глашатай должен твое повеление

обнародовать, целый день, по майдану слоняясь, выкрикивать: "Так возжелал князь

князей Зураб Эристави, повелитель

Арагви, достойный хранитель короны!" Потом купцы соберутся. Сначала косого

низложат, - значит, радостный пир...

Так деды еще поступали, нельзя менять. Потом выберут меня - и опять

пир, ибо все делаем, как деды утвердили.

Думаю, три воскресенья на соблюдение обычаев уйдет, а кахетинские нацвали с

купцами через воскресенье пожалуют...

Придется косому гостей встречать.

- А ты? - Зураб нервно погладил эфес меча. - Совсем руки умываешь?

- Князь князей, - невольно испытывая ужас, пролепетал Вардан. - Я за

майдан сердцем болею, но для этого нужна

голова. - И стал пятиться к выходу. - Что могу, сделаю. - Облегченно

почувствовал, что перешагнул через порог. - Так

прислать косого? - И мгновенно исчез.

Сжав губы, Зураб не оборачиваясь смотрел в окно. Он вынужден был

отложить расправу с купцом, так

подсказывало благоразумие. Заполучить корону, используя лишь средства грубой

силы, нельзя, - он уже это ясно осознал.

Надо было чурчхеле придать остроту клинка, а клинку - сладость чурчхелы. С таким

девизом он готовился вступить на

царскую стезю. И вдруг взор его просветлел: он наблюдал, как на стенах Метехи

происходит смена стражи. Копьеносцы

были в серо-бело-синих нарядах цвета его фамильного знамени, и на караульном

флажке, трепетавшем в прозрачном

весеннем воздухе, черная медвежья лапа сжимала золотой меч. Привыкший к высотам

гор, он сейчас испытывал легкое

головокружение, ибо и город, и ущелье, и горы казались уменьшенными во сто крат.

Он как бы парил над ними, ласкаемый

ярким блеском престола. Новый прилив сил омолодил его, мечта становилась явью, и

ради этого стоило сокрушить

последние преграды.

Очутившись за Метехским мостом, Вардан не мог понять: откуда вышел он -

из замка или из бани? Впрочем, он

достаточно был захлестнут грязью, чтобы долго сомневаться. Какой-то мальчишка

юркнул за угол. Вардан кисло

улыбнулся: "Беспокоятся купцы", - и направился прямо домой.

Едва войдя в "комнату еды", он вполголоса проговорил:

- Нуца, убери с комода товар, особенно далеко спрячь подарки Моурави, и

сундук с одеждой завали в сарае

хворостом. Да... еще в нише атласные одеяла простыми замени.

- Вардан-джан, ты что меня за душу держишь? Как только позвал тебя

шакал, сразу догадалась: не вином угостит.

- И вином угощал, и слова слаще гозинаков подносил, и обещания аршином

мерял.

- Вай ме! Вардан-джан! Что задумал шакал?!

Выслушав мужа, Нуца без промедления принялась за дело, и к вечеру

богатый дом Вардана Мудрого походил на

жилище бедного лавочника.

С аппетитом пообедав, Вардан восстановил, наконец, душевное равновесие

и уже спокойно направился на майдан.

В рядах стояло затишье, необычное для торговой весны. Возле больших

весов толкались дукандары, лениво

обменивались новостями.

Но у Гургена словно пятки горели, - он то и дело выбегал из лавки,

вглядываясь в безлюдные затененные улички,

выходящие на площадь майдана: не идет ли отец? И не он один, выжидали и другие

состоятельные купцы, ибо с минуты,

когда Зураб прислал гонца, их не переставал волновать вопрос: зачем?

Вардан едва успел поговорить с сыном, как в лавку вошел сосед. Увидя

Вардана за странной работой, он с

нарочитым весельем спросил:

- Ты что, Вардан, шаурной кисеей любуешься? Разве лучше товара не

нашел?

- Все отборное давно продал; думаю, и у тебя не осталось. Сейчас в Гори

уезжаю, пэх-пэх! Там у двоюродного брата

такое же состояние, как и у ангела, когда он взлетает на небо. Сразу купцом

стал, длани сами к серебру тянутся. Подарки

везу. Отдохну немного, устал. Думаю, и тебе следует отдохнуть, все равно

торговать мечем.

- Надолго едешь?

- На неделю.

- Как на неделю? А кахетинские купцы?

- Не в гости жалуют, пусть мелик с ними разговор ведет о караванах и

грузах. Я простой купец. Говорят, даже

кисею начнут забирать. Чем убыток терпеть, решил лучше подарок поднести. Не все,

конечно, три куска кисеи для торговли

оставлю, еще три штуки миткаля на развод и на шесть пар шарвари грубого сукна с

полок сниму.

Посмотрев вслед торопливо вышедшему соседу, Вардан накинул крючок на

дверь:

- Гурген, заверни в кисею лучший товар и перенеси домой, оставишь

только то, что я соседу пересчитал.

- Когда выезжаешь, отец?

- В Марабду? В пятницу.

- Очень хорошо, в воскресенье купцы из Кахети прибудут. Значит, долго у

князя гостить собираешься?

- Пять дней, больше кахетинцы не выдержат.

Майдан всполошился. Как по сигналу, весь следующий день купцы

собирались в дорогу: у кого в деревне

родственница замуж выходит - "красивая и больше на гирю похожа, чем на аршин";

кого на крестины пригласили: "После

купели младенца обещают тамадой выбрать, такого еще не было!"; у кого бабушка

клад нашла: два черепка, а в них золотые

кочи.

Через два дня лавки купцов походили на пустыню тринадцати сирийских

отцов, а сами купцы уподобились