Великий Моурави 6

богомольцам, спешащим выполнить данный обет.

Узнав гораздо позже о тактике купцов, Кайхосро Мухран-батони сказал:

"Это лучший способ выиграть битву даже

у сильнейшего противника".

Не только сам царь, но все, что было связано с его особою, почиталось в

среде кахетинских вельмож священным.

На фресках Гремского храма был изображен арочный дворец - резиденция кахетинских

Багратиони, сами цари -

"богоравные" - в пышных одеяниях толпились на этих фресках вокруг престола

творца. И понятно, почему царские

советники, привыкшие к беспрекословному повиновению, растерялись, когда нацвали

с купцами вернулись обратно в

Телави ни с чем. Тбилисский майдан оказался пустым, даже в мелких лавках, кроме

иголок и кевы, ничего не было. Хотели

угрожать, но купцы и дукандары разбежались, как крысы из горящего амбара. Пошли

жаловаться князю Зурабу, он крик

поднял: "Почему не захватили с собою хоть сто дружинников для устрашения? Что,

на свадьбу прибыли? Пошлину купцы

за год вперед заплатили, а если царство нуждается и советники царя притворились,

что забыли о полученных монетах, и

вновь хотят муравья без седла оставить, значит и меры их должны быть похожи на

гири и аршин".

Когда же нацвали и мелик телавского майдана попросили сто дружинников

для устрашения, князь окончательно

рассердился: "В Телави обязаны были решать такое дело, а теперь, когда угли из

жаровни выбросили, шашлык для царя

жарить хотите? Что делать? Вызовите из Кахети отборных дружинников и выверните

наизнанку весь майдан, а заодно и

дома укрывшихся купцов. Неплохо некоторых и кинжалами пощекотать, - сразу

покорность проявят, и монеты найдут, и

товары на стойках разложат".

Совет показался кахетинцам странным: если приступом брать майдан,

почему картлийских дружинников не

выставил? Значит, не хочет участвовать в схватке шашек и гирь! Или же для себя

успел добавочные пошлины собрать?

Обратились с просьбой к тбилели: "Помоги!".

Смотрел митрополит задумчиво вдаль, лицо стало блаженным, словно

серафимов услышал, трижды сочувственно

кивнул головой - и... не помог. Заявил, взмахнув руками, как крыльями, что

церковь в торговые дела не вмешивается.

Потом назидательно поднял перст: "Бог да дарует вам долгую жизнь!" И войной не

посоветовал идти, ибо если майдан

пустой, то свистом шашек его не наполнить.

Отправленные телавским меликом купцы вернулись из Мцхета и Гори также

ни с чем: "Там даже лавки

заколочены, как от врагов". На возмущенное послание князя Чолокашвили Зураб

ответил, что и азнауры вышли из

покорности, вооружили своих крестьян и на один локоть не подпускают сборщиков;

говорят: то, что царству полагалось,

уже за год вперед выплатили, больше и косточки от алычи не добавят.

Отправив с азнауром Ломой письмо князю Чолокашвили и вновь подтвердив,

какая опасность угрожает Кахети, в

случае если воцарится Тэкле, Зураб, втайне мечтая об ослаблении обороны

"виноградного царства", умолял Теймураза

Первого поспешить с приездом.

В Телави волнение. Приписывая Тэкле притязания на трон династии,

перепуганные вельможи скрывали от

кахетинцев любую весть, связанную с царицей, отрешившейся от земных страстей. В

третий раз собирались советники,

хмурились, покусывали усы, мрачно цедили слова сквозь зубы. Их пугало не

воцарение Тэкле - об этом можно

договориться с католикосом Картли... - а пугал их впервые полученный отказ

картлийцев помочь Кахети. Неповиновение

проявилось именно в тот час, когда царю как воздух были нужны и монеты, и кони,

и скот. Опустошенная Кахети никак не

могла оправиться. Дань тушины принесли в срок. Но где скот и продукты? Будто в

дырявый мешок провалились. Ничем

нельзя было насытить царя, князей и церковь. Битвы, разгул и моления не

мыслились без золота. Оно одно способно было

утвердить право сильного. О народе мало думали, - пусть сам о себе заботится. А

как существовать, если майданы пустуют,

амкары под навесами изнемогают от безделья? Крестьяне? Виноградники сожжены,

тутовые рощи вырублены, поля

одичали, скота почти нет. Одними лепешками пробавляется народ. Где тут о

пошлинах думать, лишь бы с голоду не

погибнуть и хоть рубище иметь на плечах.

Обо всем этом знал царь Теймураз. Может, он и жалел народ, но помочь

было трудно. Высокой стеной Сурами

была отгорожена Восточная Грузия от Западной. Путь к морю был по-прежнему

закрыт. Торговля из кипучего потока все

больше превращалась в заводь, в которой, как в зеркале, отражалось состояние

страны. И, забыв о стремлении Георгия

Саакадзе пробить этот спасительный путь из гор к морю, Теймураз только

сокрушался и сетовал в своих вдохновенных

шаири на превратную судьбу.

Одна надежда, говорили кахетинцы: еще год, два - оправится царство. А

шах Аббас? Возможно ли забыть о

постоянной угрозе? Временно можно забыть о нем, ибо Великий Моурави на чужой

земле стремится обрить хвост "льву

Ирана". Ну, а князья, которые не перестают скорбеть, что нечем хозяйство

поднять? Не меч и щит Картли нужны

кахетинским владетелям, а ее последние ценности - плоды ее долин и изделия

городов.

Вот почему, получив приглашение княжества Картли, советники убеждали

царя предпринять поездку, сулящую