Великий Моурави 6

- Аллах! Разве яд способен убить славу? Шайтан свидетель, славу убивает

только позор!..

Берег Босфора, то бледно-сиреневый, то красно-оранжевый, остался

позади. Корабль, сверкая фонариком,

прикрепленным на серединной мачте к полосе вызолоченного железа, повернул к

берегам Анатолии. Повеяло соленой

свежестью, будто в страхе разбегались барашки по воде. На корме, где

покачивались на шестах пять крашеных конских

хвостов - знак высшей военной власти сераскера, - самодовольно ухмылялся эфенди

Абу-Селим. Перед ним паруса, мачты,

флаги зеленые - значит, на фрикате сам верховный везир. Да, Абу-Селим давно

ждал, когда о нем вспомнит Хозрев-паша, и

он вспомнил. На берегу состоялась встреча, тайная беседа, и вот эфенди с

отборными прислужниками сопровождает

верховного везира. Скорей в Токат! Хозрев-паша спешит к полям не своих побед и к

своим желаниям присвоить чужие

лавры.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

"Барсы" томились от вынужденного бездействия. Жизнерадостный Дато терял

блеск глаз, а у хладнокровного

Ростома судорожно дергались губы. Всего хуже было с горячим Димитрием - он

сосредоточенно перебирал четки, которые

никогда и в руки не брал. Вздохи Гиви оглашали дом, а Матарс стал оберегать свою

шею, обматывая ее то желтыми, то

зелеными шалями. Элизбар то и дело бегал к Дареджан, прося настойки из трав от

зубов, которые у него со дня рождения не

болели, или же хризолитовый порошок, помогающий при дрожании ног, хотя они у

него были крепче дуба. Пануш надоедал

Автандилу, умоляя его помочь сосчитать звезды. Но Автандил лишь отмахивался, ибо

сам не знал, почему усиленно рубит

шашкой жерди, проклиная всех чертей на свете - желтых, зеленых, серых.

Саакадзе приглядывался и своей дружине, и ласковое сочувствие светилось

в его не перестающих полыхать глазах.

Больше лютого врага опасался Георгий апатии. Разве не она ослабляет волю,

уменьшает силу десницы, притупляет

бдительность? Вот тут-то враг и спешит к легкой наживе. Припоминалась горская

мудрость: "Терпение гору взяло,

нетерпение душу взяло".

В одно из утр Георгий уволок Матарса в "комнату военных разговоров",

где на стене чернела шашка Нугзара и

отражался щитом Ясе рассеянный свет, и напомнил, что живущий у берега реки

всегда знает брод.

Матарс, сбросив с шеи зеленую шаль, вперил единственный глаз в Георгия,

который, растянув белый холст, куском

угля стал быстро вычерчивать прямые и замысловатые кривые линии, развивая новый

план овладения Багдадом. Матарс

весь превратился в слух; как губка влагу, впитывал он смелые слова, предвещающие

дерзкие решения.

Сначала "барсы" в одиночку поглядывали наверх, где скрылся Матарс,

потом, собравшись, стали обсуждать, что бы

это значило. Элизбар в сердцах вышвырнул лекарство от зубной боли вместе с

чашей, а Димитрий, оборвав нить, яростно

принялся топтать рассыпавшиеся четки.

- Довольно терпеть! - вскрикнул Гиви. - Пойду посмотрю, что делает

слишком зрячий и наполовину видящий.

Но, добежав до двери комнаты Саакадзе, храбрец раньше робко постучал,

затем приложил ухо к двери и внезапно

ее приоткрыл. Обалдев, он некоторое время смотрел на Георгия, голос которого,

подобный весеннему грому, раскатывался

над белым холстом, изображающим Месопотамию, превращенную ливнями в грязное

месиво. Перед Гиви неожиданно

возникли теснины древнего Евфрата. И вот уже вниз по течению великой реки,

отброшенной горными массами Тавра,

устремились к юго-востоку келлеки - огромные плоты с турецким войском,

ощетинившимися копьями и мушкетами, над

которыми развевались зеленые знамена с полумесяцем.

Саакадзе, притворившись, что не замечает Гиви, все больше повышал

голос:

- Итак, минуя песочные мели, быстрины и водопады, янычары проникнут на

необозримую низменность под

оглушающие удары барабанов и раскаты труб. Но разве не выгоднее Моурав-паше,

ведущему орты, соблюдать предельную

тишину, используя силу внезапности? До города Рамади - нет, не выгодно. Пусть

лазутчики, - а они наверняка действуют

между Мосулом, Кербелой и Багдадом, в бесплодных степях, - донесут Иса-хану, что

анатолийские орты двинулись к

Хандии или к Эд-Дивании...

Гиви кубарем скатился вниз, он задыхался и с трудом выговорил:

- Скорей! Что вы здесь как дохлые мухи! Там уже Георгий поручил Матарсу

Багдад! Плоты на...

Не дослушав, "барсы" ринулись наверх.

Но Саакадзе как бы не замечал друзей, а Матарс, словно зачарованный,

слушал друга.

- И пусть Иса-хан торжествует, - гремел Саакадзе. - Ведь между Мосулом

и Багдадом пролегают опаленные земли,

где встречаются лишь львы и страусы да воинствующие бедуины скитаются со своими

стадами, - там не легко пройти к

городам, осененным оранжевым знаменем со львом и солнцем. А от Эд-Дивании берега

Евфрата покрыты болотами,

поросшими тростником, здесь господствуют зловредные лихорадки, и, по расчету

Иса-хана, эти враги скосят наступающие

орты, увязнет здесь полумесяц, расползется доверенное мне султаном войско, я,

исконный враг - нет, не враг, а противник,

так любил называть Непобедимого веселый Иса-хан, - противник лучшего шахского

полководца Иса-хана, потерплю

поражение от его меча. Вот почему - в угоду Иса-хану - орты должны